Душегубов оказалось трое: — Степан Шкуренко, Босяков и Зайко. Все действия их поражали не только быстротою и ловкостью, но во всем носили также отпечаток строгой обдуманности.
Лишь только лампа успела осветить комнату, как Зайко бросился на старушку и принялся ее душить. Она билась, хрипела в руках злодея.
— Живуча, как кошка, — произнес Зайко и, схватив из кармана кистень, ударил ее по голове раз, другой.
Брызнула кровь и старуха уже не дышала, прикрытая небрежно одеялом.
— Есть ли тут в умывальнике вода? А то весь опачкался гадостью, — произнес элодей, спокойно умылся и вытер лицо полотенцем.
Шкуренко, давно отыскавший под подушкой связку ключей, уже хозяйничал в сундуке и ящиках массивного комода. Кое-что он откладывал в отдельный узел, другое же бросал прямо на пол. К немалому его удивлению, ему часто попадались под руки какие-то удивительные мешочки и ридикюли, аккуратно перевязанные. Вор жадно набрасывался на них и терпеливо распаковывал, но к его досаде, они оказывались набитыми обрезками материй или разными кореньями трав.
— Фу ты, чертова ведьма! — выругался он, отирая крупные капли пота, и принялся вновь работать с удвоенной энергией.
Скоро заветная шкатулка с банковыми билетами перешла в особый узелок, где уже лежало несколько золотых и бриллиантовых вещей. — Михайло Зайко также не дремал. Один только Иван Босяков стоял среди комнаты с блуждающей улыбкой и словно ничего не видел, не понимал, что вокруг него творится.
— Ванька, текай вперед. Гляди, не принял бы кто лестницы от окна. Придержи ее, когда полезет старый! — скомандовал Зайко и тот послушно бросился вперед.
— Дядя, не пройтись ли нам по комнатам? Небось, и там есть какое-либо добро, — жадно шепнул Михайло.
— Нет, все добро ее здесь. Довольно! Надо спешить.
Старик взобрался на стол и чрез окно стал осторожно спускаться по лестнице. За ним вскоре вылез и парень.
Иван осторожно принял лестницу на прежнее место и все трое скоро спускались по косогору, находящемуся уже за усадьбой. Только собака, чуя неладное, полаяла немного и вновь стихла.
Сосфен всю ночь кутил напропалую с новым знакомым и возвратился домой чуть ли не с рассветом.
Наутро Аграфена, удивленная, что так долго нет от барыни обычного звонка, пошла наверх, сама постучалась в дверь спальни, подождала минуту, другую, но ответа никакого не было. Она быстро спустилась с лестницы, растолкала заспанного дворника и вместе они прошли в сад, чтобы взглянуть в окно.
Когда Сосфен приставил лестницу, кое-как вскарабкался и заглянул в комнату, — он с ужасом отпрянул назад от окна: сундук стоял открытым, много вещей поразбросано, а барыня лежала на постели согнувшись, причем верхняя часть ее туловища была покрыта одеялом, а ноги и руки, окостенев, неподвижно торчали.
Спустившись с лестницы, Сосфен побежал в полицию заявить о случившемся.
Скоро в квартире Паулус производилось уже следствие, с товарищем прокурора во главе, но все данные по этому делу мало осветили следы убийц.
Вопрос, — кто ее убил? и поныне остается пока открытым.
1904