Кто боится вольных каменщиков? Феномен масонства - [32]
Таким образом, вся цивилизация сводится к Царскому Искусству проектирования и строительства; все науки — к геометрии; а вся история человечества — к развитию архитектуры и геометрии. Однако в повествовании Андерсона содержится и кое-что еще, поскольку быть масоном — значит принадлежать к особого рода социальной организации, которая почти всегда сосуществует с человеческим обществом, однако в то же самое время самым определенным образом отделена от него: «Ложа» — вот название этой вечной надстройки, а «Масон» или «Брат» — название «особого человека», поскольку масонство — это название мифологической элиты, существование которой всегда было гарантией продолжения существования цивилизованныъх обществ («благовоспитанных наций»). Так что, даже если в истории человечества или Англии есть пробелы, когда масоны отсутствуют, можно быть уверенным в том, что причина этих пробелов лежит в утрате исторических источников, ибо там, где есть история, есть масоны; одно не существует без другого. В описании периода с середины 1-го по конец 17-го столетий идея Андерсона о том, что «масоны — это особые люди», почти незаметно сменяется идеей, что «все особые люди — масоны», что совпадает с возрастанием употребления слова «ложа» в связи с неработающим масонством. Более того, чем ближе он подходит ко времени формирования Великой Ложи Англии, тем более необходимым для него становится избавить тех, кто находится внутри или вокруг Великой Ложи, от всех факторов (и фактов) из прошлого, ограничивающих универсальный размах и характер современного масонства.
Говоря эмически, история Андерсона является континуумом; она передает две параллельные истории двух ветвей масонства, рабочего и неработающего, и хотя между 1688-м и 1717-м в этой истории наблюдается некий разрыв, для него не существует различия по качеству или типу между рассказом о событиях настоящего или недавнего прошлого — и «историей» до 1688 г. С этической точки зрения, однако, есть разница между записью событий, более или менее современных Андерсону, и того, что было раньше. История до 1688 г. — которую я назвал предысторией — это по большей части легенда о масонском прошлом, которая служила для легитимизации его подлинного настоящего, современного Андерсону, и которая уже позже стала историей в собственном смысле слова для нас.
Между легендой и историей как таковой стоит некоторый текст — рукопись или несколько рукописей, на которых основаны история и Конституции Андерсона. Если этот текст имеет достоверное историческое происхождение и не является выдумкой, то это история в собственном смысле слова. Если же, что вероятно, поскольку текст не сохранился в своей изначальной форме, он был выдуман (если не Андерсоном, то кем-нибудь другим около времени основания Великой Ложи, когда в масонстве неожиданно прорвался ревайвалистский и творческий импульс), то он, по крайней мере по большей части, будет совпадать с автором настоящего этой истории. В этом отношении ссылки на «старые документы» у Андерсона — это аналог Конституций Робертса, и они уязвимы в силу тех же факторов. Чрезвычайно важно, однако, четко осознавать, что Андерсон видел самого себя первым настоящим историком масонства, хоть и расположенного внутри цепочки событий, систематически записанных им впервые в масонской истории — это его новый метод — с использованием для этой цели определенных документов. Тем не менее последующие историки масонства должны не только попытаться увидеть Андерсона, как он видел самого себя внутри своей традиции, но также принять во внимание вероятность того, что некоторые из источников этой традиции, а следовательно и сама традиция, не являются исторически подлинными. Так что история в этом случае должна также включать изобретение истории. Но, отделяя историю в собственном смысле слова от легенды, нельзя забывать о том, что легенда и ее изобретатели имеют историческую жизнь и свою собственную ценность. Историческим фактом является то, что масонство, почти с самого начала своего существования, нуждалось в том, чтобы конструировать свое собственное прошлое, и эта метаисторическая тенденция является столь же интересной и говорит так же много о масонстве, как и суровые факты его продвижения во времени.
Создавая письменное выражение масонского универсализма, д-р Андерсон одновременно выполнял желание своих коллег и покровителей и следовал своим личным наклонностям, поскольку он был единственным человеком, способным помыслить молодое Общество как нечто, чей raison d’être и основная сила зависели исключительно на формальной независимости от обстоятельств не только своей эпохи, но и предшествующего периода. Это не критика его исторического метода. Я принимаю автора таким, какой он есть; даже если он знал, что изобретает свою историю, он не мог знать того, что само это его изобретение ее имеет объективный аспект, аспект, намного более интересный для феноменолога, чем для историка.
