Ксеркс - [27]
— Мне совсем не по душе твой новый флот, Фемистокл, — нахмурилась она, повернувшись к государственному мужу. — Как и всё, что столь явно напоминает о войне, всё, что омрачает красоту.
— Должно быть, ты, красавица, предпочла бы увидеть вместо флота прекрасную деревянную стену, отгораживающую нас от варваров. Как же нам подбодрить её, Демарат?
— Если бы я был Зевсом, — ответствовал оратор, никогда не удалявшийся от жены своего лучшего друга, — то израсходовал бы две молнии: одной испепелил бы Ксеркса, а другой — флот Фемистокла. Госпожа Гермиона, наверно, была бы довольна этим.
— Увы, ты не владыка олимпийцев, — ответила женщина, улыбнувшись приятному слову.
Разговор нарушил Кимон. Кто-то из спутников обнаружил среди камней дочерна загорелого пастуха, вылитого Пана в козлиных шкурах и со свирелью. Два обола побудили его спуститься вниз со своей дудкой. Четверо мальчишек-рабов пустились в пляс. Компания устроилась на траве, занявшись питьём, едой, поглядывая на танцевавших мальчишек и корабли, что словно трудолюбивые муравьи ползали по водному простору порта и бухты. За сими занятиями миновал полдень, а когда солнце начало склоняться к утёсам Саламина, поднимавшимся за проливом, мужчины отправились в гавань, чтобы покататься на лодках.
Дул тёплый южный ветер — зефир. Солнце опускалось вниз ослепительным шаром. Фемистокл, Демарат и Главкон заняли одну из лодок, вёсла находились в руках атлета. Лодка лениво скользила мимо чёрных триер, раскачивавшихся на якорях. Самую горделивую из них они обошли дважды. Это была «Навзикая», подарок Гермиппа отечеству, дар, царственный даже в эти дни, когда каждый из афинян всего себя отдавал службе городу. Судну этому предстояло стать флагманским кораблём Фемистокла. Молодые люди отметили изящество обводов, толщину бортов, крытую палубу — нововведение в тогдашнем военном флоте, а когда они проплывали мимо носа, Фемистокл с любовью прикоснулся к острому бронзовому тарану:
— Вот он, мой зуб на Царя Царей!
Он ещё смеялся, когда вдруг выскочившая из-за противоположного борта триеры лодка врезалась в борт их судёнышка. Ял качнуло, ущерб от столкновения измерялся самое большее парой щепок, однако, когда лодки разошлись, Фемистокл привстал на корме и принялся внимательно вглядываться.
— Варвары, клянусь совами Афины! На вёслах какой-то чурбан-сириец, с ним господин и мальчишка тоже с Востока. Что они делают возле нашего военного флота? Греби за ними, Главкон, спросим у них об этом.
— Не стоит, — лениво отозвался развалившийся на корме Демарат. — Если портовая стража не препятствует честным торговцам, то и нам беспокоиться незачем.
— Ну, как хочешь. — Фемистокл опустился на скамью. — Впрочем, вреда от этого не будет. Смотрите, они теперь гребут к другой триере. А как внимательно их главный разглядывает корабли! Тут что-то нечисто, говорю вам.
— Чтобы проверить всё, что кажется подозрительным взору, — наставительным тоном заявил Демарат, — придётся прожить столько, сколько живёт ворон, а ему отпущена, как утверждают, целая тысяча лет. Фемистокл, я не вижу за твоими плечами даже одного воронова пера. Греби дальше, Главкон.
— Куда? — спросил атлет.
— К Саламину, — приказал Фемистокл. — Надо же осмотреть место предсказанной оракулом битвы.
— Хоть к Саламину, хоть прямо на Крит, — отозвался Главкон, вкладывая всю свою силу в движение вёсел. — Быть может, по дороге нам попадётся достаточно глубокое место, чтобы можно было утопить всё мрачное настроение, преследующее Демарата в последние дни.
— Не мрачное, а серьёзное, — возразил молодой оратор деланно непринуждённым тоном. — Я готовлю судебную речь против подрядчика, уличённого мною в хищении общественных мореходных припасов.
— Раздави его! — потребовал Главкон.
— Тем не менее мне жаль его: увы, искушение оказалось чрезмерным для этого человека.
— Никаких оправданий нет и быть не может… Всякий, кто обкрадывает город в подобные дни, ничуть не лучше предателя во время войны.
— Вижу, что ты свирепый патриот, Главкон, — заметил Фемистокл, — невзирая на внешность Адониса. Мы уже на просторах залива, подслушать нас могли бы разве что те рыбаки, но и от них нас отделяет уже более десяти стадиев[29]. Видите ли вы что-нибудь?
Главкон опустил вёсла, а государственный муж сунул руку внутрь своих одежд. Достав свиток, он передал его гребцу, а тот Демарату.
— Смотрите хорошо, ибо уж здесь-то нет никаких персидских шпионов. Месяц назад я набросал этот план, вложив всю собственную мудрость. Так станут суда союзного флота, прежде чем сойтись в битве с Ксерксом. Леонид и полководцы поручили мне это дело на встрече в Коринфе. Сегодня работа завершена. Читайте эту записку. Она бесценна. Ксеркс отдаст двадцать талантов за этот привезённый из Египта листок.
Молодые люди принялись разглядывать план. Подробности нескольких схем запомнить было нетрудно: здесь афинские корабли, там эгинские, там коринфские и так далее… Лёгкие пентеконтеры должны были следовать за тяжёлыми триерами. Короткие замечания по поводу вероятной тактики флотоводцев Ксеркса. Знание того, что Фемистокл никогда не писал и не говорил ничего, не обдумав всех подробностей, говорило молодым людям о чрезвычайной значимости листка. Наконец государственный муж вновь укрыл папирус у себя на груди.
Уильям Стернс Дэвис, американский просветитель, историк, профессор Университета Миннесоты, посвятил свою книгу Древнему Риму в ту пору, когда этот великий город достиг вершины своего могущества. Опираясь на сведения, почерпнутые у Горация, Сенеки, Петрония, Ювенала, Марциала, Плиния Младшего и других авторов, Дэвис рассматривает все стороны жизни Древнего Рима и его обитателей, будь то рабы, плебеи, воины или аристократы. Живо и ярко он описывает нравы, традиции и обычаи римлян, давая представление о том, как проходил их жизненный путь от рождения до смерти.
Действие романа одного из самых известных и загадочных классиков нидерландской литературы начала ХХ века разворачивается в Индонезии. Любовь мачехи и пасынка, вмешательство тайных сил, древних духов на фоне жизни нидерландской колонии, экзотические пейзажи, безукоризненный, хотя и весьма прихотливый стиль с отчетливым привкусом модерна.
Уильям Стирнс Дэвис, профессор истории Университета штата Миннесота, рассказывает в своей книге о самых главных событиях двухтысячелетней истории Франции, начиная с древних галлов и заканчивая подписанием Версальского договора в 1919 г. Благодаря своей сжатости и насыщенности информацией этот обзор многих веков жизни страны становится увлекательным экскурсом во времена антики и Средневековья, царствования Генриха IV и Людовика XIII, правления кардинала Ришелье и Людовика XIV с идеями просвещения и величайшими писателями и учеными тогдашней Франции.
Роман Луи Куперуса, нидерландского Оскара Уайльда, полон изящества в духе стиля модерн. История четырех поколений аристократической семьи, где почти все страдают наследственным пороком – чрезмерной чувственностью, из-за чего у героев при всем их желании не получается жить добродетельной семейной жизнью, не обходится без преступления на почве страсти. Главному герою – альтер эго самого Куперуса, писателю Лоту Паусу и его невесте предстоит узнать о множестве скелетов в шкафах этого внешне добропорядочного рода.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.