Крысы - [48]

Шрифт
Интервал

И без горечи, без сожаления покинет он этот дом с крепкими стенами, и двуколка увезет его в город, а под брезентом затрясутся кресло, портреты предков и узкая кровать.

Он уже не будет сыном помещика, гордым своими предками, уважаемым за богатство, — он будет человеком, просто человеком.

Колеблющееся пламя свечи едва освещает людей, из которых состоял его род, и он чувствует, что они так далеки от него, так далеки, что завтра, может быть, их образы изгладятся у него из памяти. К чему этот хлам, когда перед ним — вся жизнь. Они, по крайней мере, были воинами, боролись, строили мир по своему образу и подобию. Здание, оставленное ими, рассыпается, как гнилушка, а их преемники, будто крысы, лениво гложут наследие предков.

Понемногу Жак чувствует, как растворяется в полумраке эта несколько старческая сентиментальность. Борьба последних месяцев, ожесточение обывателей его родного города, — своры, которая ворчит, но не смеет напасть открыто, более цепкие воспоминания вытесняют минутную слабость. Воля его, на мгновение распылившаяся и молчании ночи, снова обретает свою крепость. Через два дня он начнет ездить шофером на грузовике конторы, работающей по разгрузке судов. Одним рабочим станет больше, одним человеком в рабочем комбинезоне.

И этим последним шагом, дающим ему независимость, он обязан своре, которая объединилась против разорившегося племянника графа Сардера.

Перед глазами у него встают лица, бородатые и бритые, морщинистые и свежие, лица, которые, своим отказом заставили его отрешиться от иллюзии, будто только определенная работа не унизительна для его достоинства. В нем закипает гнев, когда он вспоминает свои хождения по городу, запертые двери, ожидание в темных передних, презрительные улыбки людей, занимающих положение, людей, которые мнят себя недосягаемыми, неопределенные намеки на смерть дяди.

Пламя свечи тает и сокращает круг света, тает, как и его гнев. Старик дядя, никогда не улыбавшийся, редко склонявшийся к мальчику, его длинная фигура, сгорбившаяся в кресле около камина — владеет его детством. Потребность осиротевшего ребенка в опоре приручила его к резкому голосу дяди, смягчавшемуся только, когда тот говорил о своем детстве.

Часто, когда, дождь стекал по стенам, по окнам, Жак, слушая дядю, восстанавливал старый Страсбург и мысленно бродил по Вогезам, проводил лето в горах. Только в эти мгновения ослабевало напряжение, и между стариком и мальчиком возникала связь. Дядя был его прошлым, прошлым, от которого он отрешился несколько месяцев тему назад, когда произошла катастрофа. И хотя он легко преодолел скорбь, причиненную этой утратой, хотя у него сохранилось только почтительное воспоминание, он все же был бесконечно благодарен графу Сардеру за то, что подростком, жадным до жизни, ему не пришлось задыхаться под гнетом скучных предрассудков. Сидя в сумерках около камина, с чугунной доской, украшенной тремя капканами, двумя на верхнем поле, одним на нижнем, Жак выпрямляется. Он тоже не знает тайны дядиной смерти. Смерти большого барина, возможно, осознавшего свою обреченность.

Жак разомкнул круг, в котором задыхались его мысли, и хотя он отдает себе отчет в трудности предстоящей ему жизни, он спокойно идет к труду и свободе.

Если у него не хватит сил, — работа измучит его, согнет, сокрушит, но он не может, не хочет отступать; и честно протягивает он руку завтрашнему дню; ему больше невмоготу с покойниками.

И в тишине ночи, в волнующей игре света и теней, он видит Франсуазу, которая тут, совсем около, без слов, без недомолвок после окончания их глупой ссоры поддерживает его в борьбе.

Свечка гаснет, словно не выдержав тьмы и молчания тихой ночи. Вдалеке мрачный крик совы, охотящейся в ночи, и вдруг, — в соседней долине лязг железа, потом резкий крик. И снова тихо. Жак встает, бросается к окну. Белый свет озаряет ствол бука и ветки колючей изгороди, окаймляющей дорогу, идущую под уклон в лес.

— Автомобильная катастрофа, — громко говорит Жак и отходит от окна, он берет подсвечник, бесконечно осторожно несет его, направляется к двери в которую, как в раму, вставлена его тень, открывает дверь и ставит подсвечник на ступеньку. Снимает с вешалки пальто, одевается.

Свеча гаснет, осветив до поворота длинную лестницу. Жак поднимает дубовый засов, на который запирают тяжелую дверь, и выходит. 

Ночь холодная, темная. О», торопится, так как, возможно, есть раненые.

XXVIII 

Грязное белье Руссенов, увязанное в две большие простыни, стянутые узлом, покачивается на серых подушках автомобиля.

— Напомни прачке, когда увидишь ее завтра утром, что белье должно быть готово через неделю, так как Леони возьмет его гладить, и не забудь днем открыть окна, если будет солнце. Посмотри также, накрыл ли садовник артишоки… Будь осторожен, на дороге много поворотов, наставляла мадам Руссен Филиппа, уже сидевшего в авто. Осенью и зимой раз в месяц он отвозил белье стирал, на дачу и проветривал старый сырой дом.

Филипп послушно обещал исполнить все, что приказала мать; он скрывал свою радость и не поднимал головы. Он был счастлив, что вырвался на ночь и мог увезти с собой Клер.


Рекомендуем почитать
Мужество женщины

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Краболов

В 1929 году Кобаяси опубликовал повесть "Краболов", где описывает чудовищную эксплуатацию рабочих на плавучей крабоконсервной фабрике. Повесть эта интересна и тем, что в ней автор выразил своё отношение к Советскому Союзу. Наперекор японской официальной прессе повесть утверждала светлые идеи подлинного революционного интернационализма, дружбы между советским и японским народами. Первое издание "Краболова" было конфисковано, но буржуазные издатели знали, что повесть будет иметь громадный успех. Стремление к выгоде взяло на этот раз верх над классовыми интересами, им удалось добиться разрешения печатать повесть, и тираж "Краболова" за полгода достиг невиданной тогда для Японии цифры: двадцати тысяч экземпляров.


Хочу отдохнуть от сатиры…

Саша Черный редко ставится в один ряд с главными русскими поэтами начала XX века. Некоторые знают его как сказочника и «детского поэта», кому-то, напротив, он представляется жестким и злым сатириком. В действительно в его поэзии звучит по-чеховски горькая нежность к человеку и себе, которой многим из нас так часто не хватает. Изысканный и грубый, лиричный и сатиричный, одновременно простой и непростой Саша Черный даже спустя сотню лет звучит свежо, остроумно и ярко.


Взгляни на арлекинов!

В своем последнем завершенном романе «Взгляни на арлекинов!» (1974) великий художник обращается к теме таинственного влияния любви на искусство. С небывалым азартом и остроумием в этих «зеркальных мемуарах» Набоков совершает то, на что еще не отваживался ни один писатель: превращает собственную биографию в вымысел, бурлеск, арлекинаду, заставляя своего героя Вадима Вадимовича N. проделать нелегкий путь длиною в жизнь, чтобы на вершине ее обрести истинную любовь, реальность, искусство. Издание снабжено послесловием и подробными примечаниями переводчика, а также впервые публикуемыми по-русски письмами Веры и Владимира Набоковых об этом романе.


Петр Иванович

Альберт Бехтольд прожил вместе с Россией ее «минуты роковые»: начало Первой мировой войны, бурное время русской революции. Об этих годах (1913–1918) повествует автобиографический роман «Петр Иванович». Его главный герой Петер Ребман – alter ego самого писателя. Он посещает Киев, Пятигорск, Кисловодск, Брянск, Крым, долго живет в Москве. Роман предлагает редкую возможность взглянуть на известные всем события глазами непредвзятого очевидца, жадно познававшего Россию, по-своему пытавшегося разгадать ее исторические судьбы.


Избранное: Куда боятся ступить ангелы. Рассказы и эссе

Э. М. Форстер (1879–1970) в своих романах и рассказах изображает эгоцентризм и антигуманизм высших классов английского общества на рубеже XIX–XX вв.Положительное начало Форстер искал в отрицании буржуазной цивилизации, в гармоническом соединении человека с природой.Содержание:• Куда боятся ступить ангелы• Рассказы— Небесный омнибус— Иное царство— Дорога из Колона— По ту сторону изгороди— Координация— Сирена— Вечное мгновение• Эссе— Заметки об английском характере— Вирджиния Вульф— Вольтер и Фридрих Великий— Проситель— Элиза в Египте— Аспекты романа.