Крыши Тегерана - [98]

Шрифт
Интервал

Переодетый Ангел! Бедный парнишка — если бы он только знал! Ирадж продолжает что-то говорить, но я отключаюсь. Отдаляясь мыслями все дальше, я время от времени киваю.

Наконец он уходит, и я бегу обратно на крышу. Свет в доме Зари не горит. Я знаю, что эта семья не ложится спать так рано, так что они, наверное, прячутся от меня. Они не могут открыть истинное лицо Переодетого Ангела. Должно быть, они заключили с САВАК соглашение. Да, так они спасли ее от тюрьмы, и поэтому нет могилы. Я заглядываю в комнату Зари. На кровати по-прежнему лежит паранджа Переодетого Ангела.

34

В НОЧНОЙ ТИШИНЕ

За ужином в тот вечер я настолько поглощен мыслями о Зари, что отец спрашивает, все ли у меня хорошо.

— Да, — отвечаю я, ковыряясь в тарелке.

Отец откладывает ложку.

— Ты волнуешься из-за поездки?

Я не могу рассказать родителям о событиях этого дня, поэтому просто киваю.

— Знаешь, это нормально, — говорит отец. — Это серьезный шаг, и твои опасения вполне понятны. Нелегко собраться и отправиться на другой конец света, когда не знаешь языка, не знаешь никого и незнаком с обычаями и культурой. Я бы тоже нервничал!

Краем глаза я замечаю, что мама плачет. Отец откашливается и продолжает:

— Мой отец любил повторять, что жизнь похожа на лабораторию, в которой проходят испытания людские характеры. Он считал, что чем значительнее личность, тем большим испытаниям она подвергается.

Отец закуривает и глубоко затягивается. Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не попросить у него сигарету.

— Никто в нашей семье не подвергался таким испытаниям, как ты. Я очень горжусь тем, как ты справился с ними. За пару лет ты пережил больше, чем многие люди за всю жизнь. Мы с твоей мамой очень гордимся тобой, очень. Завтра этот дом наполнится людьми, которые любят тебя. Людьми, которые рады твоему отъезду, но которые будут радоваться еще больше, когда ты вернешься. «Господин инженер» — так все будут звать тебя всю твою жизнь. Ты станешь олицетворением успеха, образцом для подражания для многих в нашей общине. Ты открываешь дверь, в которую не входил никто из нашей семьи, но уверяю тебя, ты будешь не единственным, кто войдет в нее! Ты проложишь этот путь, а другие пойдут по твоим стопам. Твоя смелость и решимость будут вдохновлять других. Твой успехи сделают жизнь многих лучше. Ты действительно обладаешь Этим, сынок.

Я смотрю на него пустым взглядом. США, лаборатория жизни, испытание на значительность… Знал бы он, какие мысли бродят сейчас у меня в голове!

Отец продолжает говорить, но я его больше не слушаю, хотя невежливо быть рассеянным, когда говорит отец. Я слышу слова вроде «США», «самолет», «гражданское строительство», «четырехполосная автомагистраль», «Ношахр» и «Тегеран» — всю эту чушь, которую слушаю лет с четырех, — и начинаю терять терпение. И я думаю — а не пошли бы куда подальше и Соединенные Штаты, и авиаперелет, и гребаный диплом инженера-строителя, и гребаная четырехполосная автомагистраль, которая соединит одну дыру с другой.

Потом я думаю о Зари, моей возлюбленной, которая стыдится открыть обожженное лицо или принуждена властями скрываться. Мой ангел, согласившийся вести уединенную жизнь. Больше никаких предположений. Есть только факты — не мои ощущения, но реальность.

Бедная бабушка Ахмеда знала, о чем говорит. Почему никто ее не слушал? Она без конца повторяла, что соседская девушка каждую ночь плачет, тоскуя по своему мужу. Соседская девушка — это Зари, а я — ее муж. Не могу поверить, что считал свою возлюбленную умершей. Я кусаю кожу между большим и указательным пальцами. Не сомневаюсь, все посчитают меня чокнутым, когда я заявлю, что Зари жива и скрывается под покрывалом Переодетого Ангела, но мне это безразлично. Я знаю то, что знаю, и уверен в том, что слышал. Именно голос Зари успокаивал Кейвана, когда тот просил еще одну историю. Переодетый Ангел — это Зари, я не сомневаюсь.

Мысль о том, что Зари жива, наполняет меня такой радостью и восторгом, что я вдруг, сам того не ожидая, откидываюсь назад, широко раскрываю руки, зажмуриваю глаза, обратив лицо к потолку, словно принимаю солнце в объятия. Я чувствую тепло ее тела, как в те ночи, когда она засыпала в моих руках. Я чувствую ее дыхание на шее. Я слышу биение ее сердца, напоминающее биение крыльев. «Благодарю Тебя, Господи, за то, что вернул мне мою Зари! Прости, что я сомневался в Твоей мудрости и великодушии. Прости за то, что жил безбожной жизнью. Позволь мне служить Тебе, и я обещаю исправить свои глупые поступки».

Я открываю глаза и вижу, что родители смотрят на меня. Ни слова не говоря, я быстро выпрямляюсь и опускаю голову. Я жду, что отец спросит, в чем дело, но он не спрашивает. Мама шепчет:

— Для него это слишком большое напряжение. Он с утра странно себя ведет.

Протянув руку, она дотрагивается до моего лба.

— Жара нет, — бормочет она. — Наверное, жар сжигает его изнутри, мой бедный мальчик.

— Ну, хватит, — нетерпеливо произносит отец.

Он выходит из комнаты, а мама ласково дотрагивается до моего лица кончиками пальцев и с тревогой шепчет:

— Что случилось?

— Она жива.

Сдерживаться я уже не в силах.

— Кто жив, милый?


Рекомендуем почитать
Восставший разум

Роман о реально существующей научной теории, о ее носителе и событиях происходящих благодаря неординарному мышлению героев произведения. Многие происшествия взяты из жизни и списаны с существующих людей.


На бегу

Маленькие, трогательные истории, наполненные светом, теплом и легкой грустью. Они разбудят память о твоем бессмертии, заставят достать крылья из старого сундука, стряхнуть с них пыль и взмыть навстречу свежему ветру, счастью и мечтам.


Катастрофа. Спектакль

Известный украинский писатель Владимир Дрозд — автор многих прозаических книг на современную тему. В романах «Катастрофа» и «Спектакль» писатель обращается к судьбе творческого человека, предающего себя, пренебрегающего вечными нравственными ценностями ради внешнего успеха. Соединение сатирического и трагического начала, присущее мироощущению писателя, наиболее ярко проявилось в романе «Катастрофа».


Сборник памяти

Сборник посвящен памяти Александра Павловича Чудакова (1938–2005) – литературоведа, писателя, более всего известного книгами о Чехове и романом «Ложится мгла на старые ступени» (премия «Русский Букер десятилетия», 2011). После внезапной гибели Александра Павловича осталась его мемуарная проза, дневники, записи разговоров с великими филологами, книга стихов, которую он составил для друзей и близких, – они вошли в первую часть настоящей книги вместе с биографией А. П. Чудакова, написанной М. О. Чудаковой и И. Е. Гитович.


Обручальные кольца (рассказы)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Благие дела

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.