Крылья земли - [30]

II

Владимир Корнев в этот день действительно не должен был работать потому, что на его машине устанавливали дополнительное оборудование. Он провел день среди не очень нужных и малых дел, отчасти чтобы от них избавиться, отчасти чтобы занять свое время. Около четырех часов он пошел играть на бильярде и первую партию выиграл; начав вторую, он решил, что после нее уедет домой. В это время в бильярдной позвонил телефон и Корнев снял трубку. Говорил диспетчер, вызывали его, Корнева.

— Чернышов заболел? Просят заменить? На чем, на девятке? Что надо делать, прогнать три площадки? Хорошо, сейчас иду.

Он посмотрел на часы — работа была не больше, чем на сорок пять минут. Он успеет домой вернуться во-время.

— Доиграй за меня, — сказал он приятелю. — Я скоро вернусь. Там дел не много.

Он отдал кий и вышел на поле.

Самолет был похож на серебряную стрелу с небольшими резко скошенными назад и опущенными к земле крыльями; стрела кончалась высоким стабилизатором. Для Корнева в этом самолете не было ничего необычного, сам он летал на более сложном. Прогнать три площадки — это значило пройти на максимальной скорости на трех разных высотах и проверить работу приборов; очень обычное дело.

Он сел в машину и застегнул ремни катапульты; маленький грузовичок повез его на буксире со стоянки на старт. Через несколько минут, включив двигатель, он стал выруливать на полосу и заметил, как быстро пошла назад серая полоса бетона.

Набрав большую высоту, он прошел первую площадку и, когда перешел ниже, почувствовал чуть заметную вибрацию рулей. Это было настолько незначительно, что нельзя еще было понять, в чем дело. Он опустился еще ниже. В это время машину сильно встряхнуло, так, что его ударило головой о кабину; вибрация вдруг стала резкой и страшной; очевидно, вышел из строя руль высоты и внезапно начался флаттер. В авиации нет почти ничего страшнее флаттера — вибрации, от которой может внезапно разваливаться весь самолет. Хорошо, что это бывает очень редко. Но на этот раз Корневу здорово не повезло: на обычной машине в простом полете вдруг сразу началась серьезная авария.

Самолет трясло так, что Корнев с трудом удерживал управление. Приборы вышли из своих гнезд, и в оборванных проводах повсюду замелькали электрические искры. Каждую секунду машина могла развалиться или взорваться. Корнев уже успел сказать по радио, что с ним случилось. Надо было уходить из машины.

Перед ним висело большое кольцо: если потянуть его до половины, то слетит колпак из плексигласа и летчику откроется дорога из машины в воздух; выдернув кольцо до конца, включаешь взрыв пиропатрона и вместе с креслом сам вылетаешь в воздух, выброшенный специальной катапультой; уже после автоматически отбрасывается кресло и открывается парашют. Иначе реактивный самолет покинуть трудно из-за большой его скорости: встречный поток воздуха не даст выбраться из кабины. Корнев потянул кольцо. Но колпак не слетел. Очевидно, во время вибрации его заело в пазах. Если катапультироваться сквозь колпак, разобьешься об него насмерть. А машина все шла на бешеной скорости и каждую секунду могла ударить в землю.

Корнев в воздухе отличался необычайным хладнокровием и чем-то вроде не открытого еще наукой особого чувства полета. Это знали все товарищи по аэродрому, где он считался самым талантливым летчиком. Он был твердо уверен, что выйдет из самого сложного положения, и поэтому всегда брался за самое сложное. В этой неожиданно смертельно-трудной ситуации, в которую он попал, он прежде всего по возможности убавил скорость, а потом успокоился и подумал. Это было бы очень трудно представить впоследствии: как можно при большой скорости, где счет идет на кратчайшие отрезки времени, успокоиться и подумать. Но Корнев на какую-то долю секунды сделал это.

Он решил, что катапульта его не спасет и надо прыгать без нее: все-таки колпак на одну треть открылся. Он расстегнул ремни катапульты, лишив себя возможности в дальнейшем пользоваться ею, и попробовал пролезть в открытое пространство, — но оно было слишком мало, и он не сумел выбраться из кабины. А машина все шла и все теряла высоту — с каждой долей секунды.

Тогда он решил снова попробовать использовать кольцо — опять выдернуть его до половины. Может быть, колпак слетит. Но теперь это было труднее потому, что машину трясло все больше и при неверном движении могла выстрелить сразу катапульта под креслом и убить его о колпак. Все же он добился своего. Колпак вдруг сорвался и улетел назад, в воздух. Путь из машины открылся.

Корнев стал переваливаться через борт, зная, что в определенном положении его вырвет воздухом из кабины, а остальное будет уже просто. Но этого не случилось. Очевидно, он зацепился за сиденье. Его сложило как перочинный нож: верхнюю половину тела и руки прижало встречным потоком воздуха к наружному борту, остальное осталось в кабине. Он не помнил сам, как отцепился и открыл парашют. Все это время он думал только о том, как уйти отсюда, и ни о чем не вспоминал, но в то же время он знал, что его ждет жена и что он уже опаздывает. Он не думал об этом, потому что было некогда, но просто все время знал, что это так.