Крылья Вёлунда - [4]

Кузнец немного остыл.

— Ладно, пойдем. Только иди прямо за мной и делай, как я скажу.

— А это кто был? — спросил Хёрвард.

— Троллиха, — ответил кузнец. — Опять с дальнего ельника прибрела, поганка.

«Да если ты увидишь троллиху, ты обоссышься» — вспомнил Хёрвард. Ведь точно чуть не обоссался со страху.

Едва заметная тропка тем временем привела их к широкой площадке, над которой нависала скала. Кузнец достал из ножен на поясе нож и рукояткой постучал по камню. Хёрвард хотел спросить, зачем, но тут заметил, что тень между двумя выступами скалы вовсе не тень, а темный проход. Кузнец спокойно пошел туда, прямо в гору, и Хёрвард, сглотнув горькую слюну, зашагал следом. На мгновение мелькнула мысль, что это вовсе не тот парень идет с ним рядом, а подменыш, но нож у него был настоящий, железный, а пряжки на поясе и кошеле — серебряные.

Глаза привыкли к темноте, и Хёрвард различил большую пещеру с высоким сводом, ровным, полукруглым, словно его нарочно таким вытесали. А ведь вытесали, понял Хёрвард, как и колонны вдоль стен.

— Доброго вам дня под каменным небом, — громко сказал кузнец и поклонился.

Хёрвард ничего не сказал, но тоже поклонился.

— Доброго тебе дня под Широко-Синим! — ответил из сумрака низкий, гулкий голос.

Голос принадлежал низкому, но очень широкоплечему мужчине с пышной рыжей бородой. Тускло отблескивало золото на его поясе, бычью шею обвивала золотая гривна.

— Это мой гость, — сказал кузнец. — Зови его Гестом[4], почтенный Кремень.

Хёрвард снова неловко поклонился.

Рыжебородый окинул Хёрварда внимательным взглядом и сказал:

— Ну что ж, рад в своем доме и тебе, Гест.

— Вот подарок, — сказал кузнец, сбрасывая с плеча рыбину. — И еще для Колокольчик.

Рыжебородый обрадовался.

— Ну, благодарствую, Пёрышко! Рыбку-то Колокольчик страсть как любит, с рыбкой-то и поправится быстро. Да она уж и здорова почти, помогли твои травки.

— Рад слышать.

Хозяин повел их в большой зал, освещенный множеством хрустальных светильников, и, увидев толпящихся там коренастых, низкорослых человечков, Хёрвард понял, куда попал — в гору, к двергам!

Понятно теперь, почему парень, который еще двадцатой зимы не видел, уже кузнец, да неплохой — с двергами водится. А дверги самые искусные мастера в мире, это все знают. Только мало кто их видел. Хотя слухи-то ходили, что в Рудной горе, на самом краю Свитьода, живут дверги — еще с тех времен, когда Тор воевал с йотунами. Дверги — это же все знают — народ Тора, это они сковали ему упряжь для козлов, железные колеса для колесницы, кольчугу со шлемом и молот Мьёллнир.

— Рот закрой, — тихо сказал ему кузнец и ткнул локтем в бок. — Раз уж я тебя сюда привел, сиди тихо, имени своего не называй, пива не пей, а ешь только то, что вот она тебе подаст.

Хёрвард обернулся и увидел девчушку, которая макушкой едва доставала ему до груди. Зато плечи у нее были как у взрослого мужика.

— Это Колокольчик.

Двергица забавно поклонилась и откровенно уставилась на Хёрварда. Она была круглолицая, со вздернутым носиком и полными губами, вот только глазищи выдавали нелюдскую суть — ярко-зеленые, как мох на солнце или тот чудный камень в золотом перстне, который Хёрвард взял у англов и преподнес в дар Нидуду. Одежда у нее тоже была зеленая, без вышивки, зато ожерелье и зарукавья золотые, и в косичке над правым ухом — золотой колокольчик.

— А он красивый для человека. Пёрышко, он твой друг?

— Нет, — сказал Пёрышко. — Он мой гость.

И Хёрварду почему-то стало обидно.

Он сидел молча, ел то, что ему подкладывала Колокольчик, и глазел вокруг, забыв о приличиях.

Стены в этой палате были изукрашены зеленым камнем со светлыми и темными прожилками, и если присмотреться, в прожилках этих можно было увидеть разные чудеса — то ящерку, то листик, то цветок, то целую поляну лесную. Светильниками были прозрачные кристаллы, подвешенные на стенах и гроздью к потолку, и светло было, как солнечным днем. Огромный стол покрыт браной скатертью, блюда все из золота да серебра, а кубки такой искусной работы, какой Хёрвард ни разу в жизни не видал.

Дверги пили светлое пиво, ели мясо и сладкую пареную репу, огненно-рыжая женщина разносила куски печеной рыбы — видать, рыба у двергов считалась лакомством, — словом, все как у людей.

Хёрвард прислушался к разговору.

— Вести пришли с севера, — говорил Кремень, оглаживая бороду. — Какой-то герой прошлым летом ранил дракона Фраму и забрал все его золото. Фрама же заполз в свою пещеру, чтобы отлежаться, но тролли слышали, как он поклялся добыть себе новое золотое ложе.

Хёрвард кивнул — что ж еще делать дракону? Драконы копят золото и спят на нем, погружаясь в золотые сны. Чем больше сокровище, тем славней дракон. Вот взять хотя бы Фафнира, которого убил Сигурд, сын Сигмунда, — говорят, что его сокровище было самым великим драконьим сокровищем в мире. А теперь оно проклято, и три речные девы стерегут его на дне Рейна.

— Конунг-то как — все копит золотишко? — спросил Кремень.

— Копит, — ответил Пёрышко. — Прошлым летом большую добычу его дружина взяла в южных землях. Удивительно просто, что конунг столько добычи берет, а к нам до сих пор никто не приходил мстить или грабить. Мы тут живем на краю мира, народу немного совсем, и дружина-то у конунга не самая большая.