Крылья - [27]

— Я уж больше не могу говорить. У меня очень болит живот. Повернулся и ушел.

Очень смутился тогда инструктор, сопровождавший ребят, а журналистка — хоть бы что: за других ребят принялась. Вот расскажи ей — как модель делал, да как она летает.

А что, разве не видела она, как толькина модель целых 500 метров летела, да такая красавица, что все охали чуть не целый день?

А как улетели кешкины и панины модели — тоже ведь, видела, а спрашивает. Как гнались за шуркиной моделью — небось, тоже видела, смеялась еще. Чего же спрашивать?

Совсем рассердились ребята и по одному стали спасаться — кто во двор, кто в уборную, а кто спрятался между койками.

А тут еще иностранцы одолевают. Приехали на аэродром инженеры-американцы с авиозавода, обступили ребят, тормошат переводчика, щелкают фотоаппаратами.

— Панька, ты им шибко-то не рассказывай, — предупреждает потихоньку Кешка, — а то они, может, шпионы какие.

— Вот дурак! Чего им модели-то шпионить?

— Да-а, а не слыхал, как вон киевскому парнишке уже даже приглашение прислал буржуа один?

— Какое предложение?

— А быть у него компанионом на заводе. Лишь бы только модель заполучить безмоторную.

— Врешь ты, поди, — не верит Паня, дергает за рукав инструктора и тихо спрашивает:

— Все им можно рассказывать?

Ответа получить не удается: веселый, с седыми висками американец кладет руку на плечо Пане и что-то быстро спрашивает переводчицу.

Переводчица, улыбаясь, спрашивает Паню:

— Мистер Уилькинс спрашивает — как вам удалось построить такую прекрасную модель.

— Руками, — озорничает Паня, но встретив строгий взгляд инструктора-руководителя, поправляется: — я добился этого точными расчетами.

Переводчица смеется и, повернувшись, быстро переводит американцам панины слова. Не иначе и насчет рук перевела, потому что седой громко хохочет, закинув голову, — а потом что-то опять горячо говорит.

— Мистер Уилькинс очень счастлив видеть таких прекрасных конструкторов. Он говорит, что в Америке моделизм тоже очень развит, но там моделизмом увлекаются большей частью взрослые. Он говорит, что сейчас непревзойденным рекордом длины полета модели является поставленный пожилым американцем рекорд — 83 километра. Но эта модель имела не резиновый, а настоящий мотор. Мистер Уилькинс не сомневается, что юные моделисты Советского Союза скоро этот рекорд побьют.

— Пожалуйста, спросите их — почему в Америке больше взрослые занимаются моделизмом, а не дети, — трогает переводчицу за рукав Кеша.

Американцы внимательно слушают сначала то, что говорит Кеша, потом — переводчицу, кивают головами. Отвечает тот же седой, обращаясь к ребятам.

— Мистер Уилькинс говорит, — переводит девушка, — что для американцев моделизм — не только спорт. Мистер Уилькинс надеется, что ребятам известно, как следует бережно обращаться с запасами нефти, залежи которой не так уж велики во всем мире. И он говорит, что сейчас для всего мира очень важно изобрести такой тип самолета, который не требовал бы горючего. Поэтому многие заграницей ищут, изобретают этот вид самолетов. Мистер Уилькинс уверен, что безмоторные, реечные модели его молодых друзей — юных моделистов помогут разрешить эту проблему.

— Видишь, — грозно подталкивает Кеша Паню: — я тебе говорю, что они шпионят.

Паня отодвигает локтем кешкину руку, чуть выступает вперед и, усмехнувшись, потихоньку спрашивает переводчицу:

— Вы — наша или ихняя?

Та высоко поднимает брови, пожимает плечами:

— Конечно, я — наша.

— Ну, так скажите им покрепче, что…

— Товарищ Желтов, — предостерегающе округляет глаза инструктор-руководитель: он боится нетактичной выходки.

— Я вежливенько, товарищ начальник, — успокаивает Паня, и продолжает:

— Так, вы, пожалуйста, скажите им, что уж если мы изобретем такой самолет, то уж никак не для буржуев американских, а для нашего Союза. Нам самим нужны такие самолеты.

Американцы внимательно следят за этим разговором, настораживаются, когда инструктор пытается остановив Паню и не спускают глаз с серьезного лица мальчика. Когда он кончает, они теснее обступают переводчицу. Она все с той же веселой улыбкой переводит. Ее перебивают вопросами и выслушивают до конца. Сочный хохот виснет над этой группой так интересно одетых людей. Седой восторженно обнимает за плечи Паню и крепко похлопывает его по спине сильной рукой. Другой подхватывает подмышки Кешку и подбрасывает в воздух. Остальные хлопают в ладоши, посверкивают большущими очками и весело переговариваются.

— Мистер Максуэлл хочет знать, кто ваши родители.

— А зачем ему?

— Он думает, что вы делаете ваши модели с помощью ваших родителей.

— У меня отец — сторож на мельнице, — говорит Паня, — мать на мельнице починяет мешки.

— А мой папа — слесарь, — поднимает большущие, озорные глаза на седого американца Кеша.

— У меня отца нет, мама на швейной фабрике, — как бы мимоходом отвечает Толя.

— А у тебя где отец работает — спрашивает переводчица Костю.

— Грузчик. На пристани.

— И скажите им, что нам никто не помогает. У меня папка сделал, было, планер, так на нем полетела девочка одна, наша ученица, и разбилась. То-есть не совсем разбилась, — а только маленько.

— Мистер Уилькинс интересуется сколько лет этой девочке?