Обычно Ядкар-мурза засыпал сразу же, как только касался головой подушки, но на сей раз вдруг нахлынули беспокойные мысли и видения. Едва задремлет — перед глазами предстают то узники, отправленные на невольничий рынок, то табун коней, который он получит взамен, то убитый им Килимбет, то покуда живой, занимающий трон в Имянкале Акназар-хан, — и душа мурзы, встрепенувшись, отгоняет сон. Поворочался он с боку на бок и не выдержал, крикнул:
— Эй, кто там есть?
В дверном проеме возник слуга.
— Иди-ка, приведи ту девушку, пусть разотрет мне ноги.
— Какую девушку, мой мурза?
— Подаренную ханом, какую же еще! Она у меня пока одна…
— Так ведь, мой мурза, ты повелел отвести ее в лес и привязать к дереву…
— А, чтоб тебя!.. Ладно, скажи — пусть придет жена.
— Которая, мой мурза?
— Не старшая же! Младшая пусть придет…
Пришла поднятая с постели младшая жена баскака, но не принесла ему успокоения. В конце концов, измаянный бессонницей, вышел он во двор и встретил рассвет на ногах.
И днем не смог Ядкар-мурза поспать. Толкнулся туда-сюда, полежал в плетеной люльке, подвешенной меж деревьями, повалялся на зеленой траве, а сна нет как нет. Вечером, окатившись холодной водой и растерев тело полотенцем, прилег в том же гостевом доме, но он по-прежнему не шел. Опять кликнул слугу.
— Позови жен!..
Жены, и старшая и младшая, принялись осторожно поглаживать мужу ноги. Он всхрапнул, обнажив кабаньи клыки, задремал, но ненадолго. Проснулся, поворочался, как барсук в тесной норе, разозлившись, прогнал жен, перебрался из душного дома в юрту, однако и в юрте не смог выспаться как следует.
На некоторое время отвлекло его внимание от этой неприятности неожиданное появление парней из племени Мин.
…Ватага молодых минцев, возглавленная по воле случая сыном предводителя племени Канзафаром, въехала в Таштирму в час утреннего оживления в селении. Пастухи только что угнали скот на пастбища, в чиляках пенилось парное молоко, женщины колготились у очагов — готовили завтрак.
Из белой юрты, поставленной рядом с просторным сосновым домом, вдруг выкатился сам Ядкар-мурза.
— Кого я вижу! Никак, сын Субая-турэ? — чуть ли не пропел он, когда всадники на почтительном расстоянии от него придержали коней. — Добро пожаловать, добро пожаловать! Благополучен ли был ваш путь?
Канзафар и его спутники, не ожидавшие такого радушия от баскака, растерялись.
— Что, поохотиться выехали! Или по делу ко мне? — продолжал баскак и, видя, что парни все еще растерянно переглядываются, спросил Канзафара: — Отец с каким-нибудь поручением прислал?
— Нет, не отец… — выжал, наконец, Канзафар из себя.
— Как он там, жив-здоров? Не хворает, спрашиваю, Субай-турэ?
— Нет, не хворает.
— Все ли в племени благополучно?
— Все благополучно.
— Так кто же тебя послал, коль не отец?
— Я сам… — начал было Канзафар, но, взглянув на своих спутников, уточнил: — Мы сами приехали. К тебе, мурза-агай.
— Так, так…
— К тебе мы приехали, — повторил Канзафар, одолевая робость. — Просить, чтоб отпустил наших ребят.
— Кого, кого?
— Тех, кого с йыйына увели. Не виновны они. Отпусти их, мурза-агай!
Ядкар-мурза, изображая великое удивление, даже по ляжкам себя хлопнул.
— Вот тебе на! Вы же сами видели — их увели армаи хана Акназара. У хана они. В Имянкале.
— Мы побывали там…
Баскак кинул на Канзафара настороженный взгляд и замер на миг, как зверь, почуявший опасность.
— И что же?
— Нам сказали — наших ребят у армаев забрал баск… забрал Ядкар-мурза.
— Кто сказал?
— Паромщик.
— Паромщик? — Баскак облегченно вздохнул и переспросил, сделав упор на первом слове: — Паромщик, говоришь?
— Да.
— Откуда он знает? Надо было к самому хану Акназару пробиться, у него спросить!
— Мы повернули сюда, раз паромщик сказал…
— Обманул он вас, негодник, обманул! Вот тварь, а? Подшутил над вами, пользуясь вашей неопытностью. Разве ж можно так, а?
— Он сказал…
— Ну, что ты мне твердишь: «сказал, сказал»!.. Говорю же — соврал он. Прямо в глаза вам врал. Не веришь мне — так обыщи все селение. И луга, и леса вокруг обшарь. В каменные юрты и во все клети загляни. Коль не лень. Нет у меня ваших егетов. И не могло быть. Ведь я не правлю суд над людьми. Я собираю ясак и отправляю в казну — вот и вся моя служба. А судит хан. Суд — в его руках.
Пока молодые минцы, окончательно растерявшись, соображали, как же им теперь быть — повернуться и уехать или воспользоваться разрешением все тут обшарить, баскак пришел к мнению, что из их неожиданного появления можно извлечь выгоду для себя. Надо их поосновательней науськать на хана. Неплохо бы поднять против него все племя! Пусть затеют драку! Может быть… Может быть, в заварухе свернут Акназару голову…
Ах, какая это была бы для Ядкара-мурзы удача! Нет, нельзя отпустить этих взбалмошных парнишек просто так! Надо кинуть в их сердца зерна ненависти к Акназару. А остальное… А остальное — в руках всевышнего…
Ядкар-мурза, обернувшись, крикнул своим ашнаксы, хлопотавшим у лачуги во дворе:
— Эй, приготовьте угощение! Видите — гости у меня… — Затем уточнил: — Напоите егетов кумысом. А тебя, Канзафар-турэ, прошу в мою юрту. Утреннюю пищу, говорят, ниспосылает сам аллах. В пути, наверно, ты проголодался. Давай перекусим…