Крыло беркута. Книга 1 - [93]

— Кто — они?

— Ну, стражники эти…

— Иди тогда, позови сюда паромщика.

Третий раз отправился конопатый Карнай к шалашу, но вернулся один.

— Он сказал: коль надо, пусть сам подойдет. Я, говорит, паромщик хана Акназара, и мне, говорит, не к лицу выходить ко всякому проезжему. Хватит, говорит, с меня и ханских гонцов…

Между тем паромщик все-таки сам вылез из шалаша и подошел к егетам. Кинув взгляд на Канзафара, сказал сердито:

— Ты, кустым, вроде бы не велика шишка, не турэ. Зачем заставляешь бегать человека взад-вперед?.

— Я — турэ! — гордо ответил Канзафар.

Паромщик окинул его испытующим взглядом с головы до ног.

— Кто это дал тебе такое звание?

— Никто не дал, оно само собой ко мне пришло.

Паромщик, не поверив, опять, как давеча, пренебрежительно махнул рукой.

— Он — сын нашего предводителя, — подал голос Суяргул. — Предводителя минцев Субая-турэ.

— Вот когда займешь место отца, будешь гонять людей туда-сюда, — бросил паромщик Канзафару. — А сейчас отправляйся-ка домой, и без тебя хлопот тут хватает.

— Нам, агай, надо на ту сторону, — сказал Канзафар просительно.

— Чего вы там потеряли?

— Там — наши товарищи. Ханские армаи угнали наших ребят.

— Постой, постой! Какие товарищи? Какие армаи?

Канзафар принялся объяснять:

— Ханские армаи нагрянули к нам на йыйын и увели четверых ребят. Мы хотим выручить их, потому что ни в чем они не повинны. Напраслину на них возвели. Мы должны отыскать их…

— Вон оно что! — Паромщик смягчился, шагнул ближе к Канзафару. — Так бы и сказал сразу!.. Верно, ханские армаи съездили в вашу сторону. Только никого они с собой не привели, нет ваших людей в Имянкале.

— Как нет?!

— Так вот и нет. Я ведь сам армаев и на этот и на тот берег перевез. Сколько их уехало, столько и вернулось.

— А где же тогда наши? Ребята наши где?

— Точно не скажу. Но слышал я разговор, будто отобрал их у армаев Ядкар-мурза.

— Баскак отобрал? Бурзай? — вырвалось у Канзафара.

Паромщик укоризненно покачал головой: не к лицу сыну турэ так вольничать.

— Ты, кустым, поосторожней… Мурза он, понял? Вот у него, думаю, и надо искать ваших товарищей. На Слаке…

Надобность переправляться на другой берег Агидели отпала, оставалось только повернуть коней в обратную сторону.

— Чайку попейте, — предложил паромщик, настроенный теперь благожелательно. — У меня душица припасена, заварю. Путь-то вы неблизкий проделали, а ехать — еще дальше.

Егеты в нерешительности переглянулись.

— Одно вот плохо — пожевать у меня нечего, — продолжал паромщик. — А у вас, наверно, найдется…

— Спасибо, агай! — ответил за всех Канзафар. — Мы уж не будем задерживаться. Надо поскорей добраться до Слака, выручить наших ребят…

Не стал он объяснять, что и у них пожевать нечего, не подал виду, что изрядно проголодались.

Паромщик, вздохнув, направился к шалашу. Егеты снова тронулись в путь, направляясь в Таштирму.

13

Не любил баскак Ядкар долго держать у себя несчастных, угодивших в его руки. Да и нельзя было медлить: во-первых, надо пленников кормить (за истощенного раба хорошую цену не дадут), во-вторых, как ни оберегай тайну каменной юрты, слухи о ее обитателях расходятся далеко, доходят до тех, кто ищет пропавших, и, случается, родичи узников нападают на их след.

Сейчас в зиндане собралось около двадцати человек из разных краев. Хватит, пора сбыть их, решил баскак.

Он намеревался набрать людей, чтобы отправить в Малый Сарай, но великий мурза требует воинов, а эти для войска не годятся: угодив в разного рода ловушки, до крайности озлобились. Нельзя давать им оружие, никак нельзя! На воле они будут смертельно опасны, теперь одна у них дорога — в вечное рабство. Поэтому надо как можно скорей переправить их на невольничий рынок.

Немалый доход должен принести «двуногий скот». Ядкар-мурза прикинул и так и эдак — неплохо выходит. Если отправит пленников в Крым, на Карасубазарское торжище, то получит золото, а золото обратит в дорогие ткани — атлас, шелк, парчу, бархат. Если же отправит в Астрахань, то взамен ему пригонят коней, возможно, и верблюдов. На астраханском рынке за дюжего раба дают двух-трех коней, а верблюдов — даже три-четыре головы. Хотя раб приравнивается к скоту, цена на него дороже. Он способен разговаривать, выполнять любую работу, оттого и ценится выше. За двадцать рабов можно получить целый табун лошадей.

Баскак прикинул и цену каждого своего пленника в отдельности. Два парня, схваченные в бурзянских лесах, выглядят очень неплохо, крепки. На таких цена — самая высокая. Двое, угодившие в ловушку последними, еще слишком молоды, хиловаты, этих придется загнать подешевле. Юрматынские парни — жилистые, ходовой товар. Слабоваты три или четыре кыпсака и несколько пожилых мужчин из мелких племен. Зато охранник Килимбета — Аккусюк двоих стоит. О молодых минцах и говорить нечего — Ядкар-мурза сам видел, на что они способны…

Для подготовки узников к отправке на невольничий рынок потребовалось несколько дней. Их всех побрили. Всем сменили имена. Чтобы подкрепить перед дальней дорогой, стали кормить досыта, заодно приучая к новым именам: еду получал только тот, кто откликался на новое имя. Если кто-нибудь не откликался с непривычки или из гордости, то оставался голодным. Тут уж волей-неволей привыкнешь к любой кличке, к любому унижению…