Крыло беркута. Книга 1 - [85]

Караван, в котором шли, а временами вынуждены были бежать трусцой связанные меж собой волосяной веревкой егеты, двигался всю ночь и вступил в Таштирму на рассвете. Загорланил будто этого только и ждавший петух, и со всех сторон отозвались такие же горлодеры, началась утренняя петушиная перекличка. Вскоре селение проснулось, поднялось на ноги, а утомленные путники завалились спать. Захрапел Ядкар-мурза, захрапели его охранники и слуги, только донельзя уставшие бедолаги, пригнанные ими, долго не могли заснуть. Их заперли в похожем на юрту каменном строении с обвалившимся сводом, и тут егеты поняли, что скорее всего уготована им участь рабов.

9

Покинув оголенные лесным пожаром верховья Шешмы, племя тамьянцев все более отклонялось от избранного первоначально направления в полуденную сторону и, наконец, остановилось.

Год овцы перевалил на вторую половину, а точнее сказать — пошла самая жаркая пора лета, начинался месяц желтого листа. Время было благоприятное для обустройства, в пути — хотя дорога всегда изнурительна — существенных потерь племя не понесло, — тем не менее быстро укорениться на новом месте тамьянцы не смогли.

Переселение есть переселение. Пусть оно обошлось без мытарств, без смертей и падежа скота, а все же и люди, и скот порядком намаялись. И потери, впрочем, были: бесследно пропали в пути два парня. То ли, увлекшись охотой, заблудились в незнакомом лесу, то ли стали жертвами какого-нибудь хищника, но к месту, где племя переночевало, не вернулись. Шакман-турэ послал людей на поиск — вернулись ни с чем. «Продолжим путь, — посоветовали ему акхакалы. — Живы-здоровы, так догонят, не скотина же неразумная…»

Племя двинулось дальше, день проходил за днем, а пропавшие так и не появились. К всеобщему огорчению, вызванному их исчезновением, добавлялась усталость, короткие передышки уже не снимали ее. Шакман чувствовал: в племени зреет недовольство, оно вот-вот вырвется наружу, если не дать людям отдохнуть как следует. Нужно было остановиться, — на месяц, на год или навсегда — видно будет.

При вынужденной остановке обычно говорят, что не лежит к месту душа, да ноги к нему привели. Место, куда тамьянцев привели ноги, оказалось им и по душе. Оно, на первый взгляд, ничем не уступало их покинутой родине. Как раз тут Агидель, вырвавшись из теснин Урала и разлившись на приволье, круто поворачивала на север. Вдали верблюжьими горбами высились затянутые синей дымкой горные отроги, зеленели леса — глазу приятно. Вдоль Агидели раскинулись луга, богатые травами. Словом, живи в объятиях великолепной природы в полное свое удовольствие, катайся как сыр в масле. Лучшего места тамьянцам не найти.

Шакман-турэ разослал во все стороны разведчиков.

— Посмотрите, какие еще реки поблизости текут, какие люди живут…

Разведчики вернулись с вестью: все земли в этих краях принадлежат племени Юрматы. И юрматынцы, от которых до сих пор не было тамьянцам ни пользы, ни вреда, вдруг предстали злодеями, вызвали враждебное к себе чувство.

— Откуда они тут взялись? — пробормотал Шакман в досаде.

Поневоле подосадуешь: куда ни обернись где-то рядом раздаются голоса юрматынцев. Большое племя, сильное. Живет себе, как хочется, — ни перед кем из соседей голову не склоняет, никого, правда, и не трогает. Вот с каким племенем надо было иметь дело Шакману! Ну, покорить — не покорить, а как-то склонить его на свою сторону. А он, глупец, возился со всякой мелкой сошкой вроде сынгранцев и енейцев, да завидовал всю жизнь ирехтынскому предводителю Асылгуже-тархану.

Весть, принесенная разведчиками, сулила неприятности. Выходит, опоздали сюда тамьянцы. Шакман-турэ опять ошибся! Что же это получается: куда ни протянет руку, тут же приходится отдернуть ее! Как теперь быть?

Все же решил он остаться на облюбованном месте. «Не пойдут же юрматынцы на нас войной из-за земли, дарованной людям всевышним, — думал Шакман. — В крайнем случае, придется мне съездить к их высокомерному предводителю…»

Но и с этим Шакман опоздал. Пока распределили роды и аймаки по угодьям, пока ставили юрты, лачуги и выкладывали из камня очаги, прошла неделя. В конце недели прискакали в главное становище три юрматынца.

— Где твой турэ? — грубо спросил один из них, обратившись к Шакману, стоявшему возле своей юрты. — Пусть выйдет!..

Уязвленный столь непочтительным тоном, Шакман побагровел. Он даже испугался, что в гневе натворит глупостей, и повернулся к входу в юрту, намереваясь молча уйти. У него вспыхнуло желание наказать этих самоуверенных людей за дерзость. Стоило ему кликнуть своих охранников, крутившихся неподалеку, — мигом взяли бы чужаков в плети. Он уже и рот раскрыл, чтобы кликнуть, но тот же юрматынец опередил его:

— Почему молчишь? Где ваш турэ?

— Ты кто такой, а? Чего разорался, явившись на чужую землю? — кинул глава тамьянцев, резко обернувшись.

— Это наша земля.

— Что, что?! Кто тебе сказал?

— Я сам говорю! Тут — юрматынские земли.

— Интере-е-есно! — протянул Шакман, вдруг успокоившись. — Что еще скажешь?

— Уходите отсюда подобру-поздорову. Вот и весь сказ. Иди, позови своего турэ!

— А где у тебя доказательства, что тут ваши земли?