Крыло беркута. Книга 1 - [67]
Тыльной стороной руки Шакман вытер слезы. Взглянул туда, куда полетел беркут. Снова птица подавала голос, нет ли, но в ушах Шакмана продолжал звучать орлиный клекот. И казался он теперь не осуждающим, а призывным. Беркут лишь изредка взмахивал крыльями, парил в синеве, удаляясь в восточную сторону. Птица приковала к себе взгляд Шакмана, он следил за ее полетом с неожиданно вспыхнувшим интересом. Вот поднявшийся с земли столб дыма скрыл орла, вот птица снова появилась. Теперь она казалась величиной с кулак; немного погодя, превратилась в черное пятнышко, затем в еле заметную точку и пропала, словно растворилась в воздухе.
— Туда! — проговорил Шакман. — Поведу племя туда, куда улетел беркут!
Ни созывать соплеменников, ни уговаривать или принуждать кого-либо к переселению не потребовалось. Пожар согнал тамьянцев к склону горы Акташ, и все понимали, что оставаться на опаленной огнем земле — значит, обречь себя на гибель. Скот был переправлен через Шешму и отогнан уже довольно далеко, причем, как раз в направлении на восток. Шакману оставалось только сказать:
— Клич наш — с нами, тамга наша — неизменна, древо наше не срублено, священная птица не покинет нас. Поручив себя всевышнему, завтра тронемся в путь. Плакать, стенать запрещаю!
На следующее утро племя восславило свои святыни — клич, тамгу, птицу — и двинулось навстречу только что вставшему солнцу.
Приутихший росной ночью огонь с восходом солнца тоже словно проснулся. Солнце поднималось все выше, усиливался зной и усиливался лесной пожар. Снова все вокруг заволокло дымом…
Горит лес. Уходит племя с родной земли. Что его ждет впереди? Удача? Или та же участь, что выпала на долю сынгранцев и ирехтынцев? Этого никто не знает. Ни турэ, ни древние боги, время которых проходит.
Часть вторая
ЗАЛОГ
Посеяв смуту, страх, тревогу,И сам покоя не найдешь.Кому-нибудь подставив ногу,И сам однажды упадешь.Вражда опаснее недуга,Но, как зверье, творя разбой,Готовые сожрать друг друга,Грызутся мурзы меж собой…Из сказанного сэсэнами
1
По степной дороге едет всадник, сопровождаемый охранниками и слугами. Встречный путник мог бы принять его за хана — так важно восседает он на огромном, не по своему росту жеребце, надменно поглядывая на окружающий мир. Очень хочется всаднику выглядеть ханом, но судьба пока что не удостоила его этого звания. Пока что он справляет должность баскака в краю, где обитают башкирские племена.
Имя баскака — Ядкар, однако он любит, чтобы к имени добавляли титул «мурза». Титул подчеркивает, что Ядкар не рядовой баскак, а знатное лицо из круга могущественных ногайских мурз. Портить настроение баскака невыгодно, поэтому башкирская знать не считает обременительным для себя называть его так, как ему хочется. Пусть тешится. Надо — не надо, а при нем слово «мурза» не сходит с языка. Без него о титуле забывают, говорят просто «баскак», а в народе и того хуже — «мурза» заменяется созвучным словом «бурзай»[59].
Связан баскак родством с ногайскими мурзами или не связан — никто не выясняет. Кому это нужно, кроме самого баскака? Ему-то, конечно, нужно. То есть, не выяснение нужно, а всеобщая убежденность в его знатности. Родство с ногайскими мурзами приближает к вершинам власти. А это важно в нынешние времена, когда ханы то и дело меняются. Правда, среди тех, кто постоянно грызется меж собой из-за власти, есть завистники и недоброжелатели, которым будто бы происхождение Ядкара известно. Они утверждают, что его родословная идет не от ногайского мурзы, а от кого-то из родни астраханского хана. Но сам Ядкар отрицает это. Дорожит званием мурзы.
Мурза есть мурза. Недаром повелитель Ногайской орды именуется великим мурзой, а ханы ходят под его рукой. Предположим, в каком-нибудь подвластном орде ханстве умрет хан, назначенный великим мурзой. Кто займет место покойного? Ясное дело, знатное лицо, мурза по происхождению.
Как раз этим объясняется склонность баскака Ядкара на каждом шагу напоминать о своем титуле. Давно он мечтает стать ханом в каком-нибудь уголке башкирских земель. Но, к сожалению, все племена, роды и аймаки поделены между ханствами, которыми правят люди, утвержденные великим мурзой Шейх-Мамаем. Число ногайских мурз множится. Когда подрастает кто-нибудь из родни великого мурзы, для него выкраивают новый улус, женят его и в сопровождении целой толпы охранников и слуг отправляют на новое место жительства. Если молодой мурза оказывается человеком сноровистым, с твердым характером, то с помощью приданных ему ногайцев он живо прибирает к рукам местных обитателей, выжимает из них все, что можно выжать, набирает силу. Так рождается новое ханство.
Именно так возникли мелкие ханства и в местах обитания башкирских племен. Какую из ханских ставок ни возьми, — ту, что на горе Калатау возле устья Шады, или ту, что в Имянкале меж Саталкой и Караиделью, или же ту, которая обосновалась на горе Туратау близ устья Ашкадара, — все они учреждены близкими родственниками повелителя Ногайской орды. Правители этих мелких ханств считают, что власть им дана от бога, но поскольку бог говорит устами великого мурзы, в их владениях насаждаются ногайские обычаи и порядки.
