— Аркадий Петрович, я только слышала, что раньше хозяйка летала, но была уверенна, что это полный бред, пока Катю не родила… Это просто ужас, и чем старше она становится, тем сложнее мне это скрывать, — слёзы одна за другой побежали по щекам девушки. — Аркадий Петрович, я вас прошу, не выдайте нас. Она выгонит меня, если узнает. — Девушка прижалась лицом к кудрявой головке девочки. — А нам не куда идти. Совсем. Если бы было куда, я бы сегодня убежала, хоть на край света… Я уже два года не сплю, с тех пор, как Катя родилась. Она же и во сне летает, понимаете?
— Я знаю. Как вас зовут? Так вот, Наташа, если вы согласны уехать куда угодно, я могу помочь вам.
— Куда угодно, — эхом повторила горничная. Она с надеждой смотрела на меня.
Солнце светило мягким утренним светом на седые от росы луга. Птицы встречали солнце величальными песнями. Среди ромашек и васильков по пояс в траве замерла маленькая Катя. Большие светлые глаза её были полны удивления и восторга. Она никак не могла осознать, сколько же места здесь было, не огороженного забором. Катя, как птичка, которую выпустили из клетки, стояла в растерянности, не зная, что же делать с такой неожиданной свободой. Но вот она сделала шаг, потом ещё, и ещё и вдруг побежала, закружилась, запуталась в высокой траве, упала, но поднялась и снова побежала, раскинув руки. И вот она оторвалась от земли, её ножки едва коснулись маковок цветов, она взлетала выше, выше. Я, пьянея, смотрел, как кружилась она в волнах свежего утреннего воздуха, как сияли её глаза и золотились на солнце светлые кудряшки. Мгновение — и она превратилась в тёмную точку на безоблачном небе. Я закрыл глаза, я знал, что она сейчас видит.
Наташа зажала руками рот и с ужасом смотрела в небо.
— Она же разобьётся, разобьётся, — лихорадочно шептала она.
Арина Степановна обняла девушку за плечи.
— Не бойся, дочка, кому крылья даны, тому летать положено. Не бойся.
Я открыл багажник и осторожно выставил у ворот Наташины чемоданы.
Арина Степановна оглянулась. По её суровому, испещрённому морщинами лицу медленно текли слёзы. Но я видел, что она счастлива. И ещё я понял, что теперь она меня простила.
