Крылатая - [3]

— Но ведь это же сенсация, понимаете? Разве можно такое скрывать?

Женщина покачала головой.

— Им уезжать отсюда нельзя.

— Почему?

— Не знаю, не ведаю. Нельзя и всё. Все в Ариныном роду здесь родились, здесь жизнь прожили и померли здесь. Так им положено.

Тётка Настя ушла, и я остался один в пустом доме. Несколько раз я прослушивал запись на диктофоне, но всё, что я слышал, вызывало больше вопросов, чем ответов. И честь мою перед трудовым коллективом эта запись отнюдь не спасала, скорей наоборот. Выставляла меня полным придурком. Я закрыл глаза и откинулся на диван. На душе было паршиво. Тихий стук вывел меня из оцепенения. Я сел и увидел за окном синеглазую мордашку Алёны. Она прижалась к стеклу, и её слегка курносый нос расплюснулся. Я улыбнулся, помахал ей рукой и встал. Через мгновенье она возникла в комнате. Всё в том же светлом сарафанчике она с интересом разглядывала мой столичный прикид, причёску.

— Мама сказала, что вы турист, — неопределённо произнесла она.

— Вроде того, — улыбнулся я.

— А почему она тогда вас выгнала? — глаза её блеснули лукаво.

— Не любит твоя мама туристов. Меня зовут Аркадий, а ты Алёна? — я протянул ей руку, и она быстро пожала её и отдёрнула ладонь, словно обожглась.

— А ещё мама сказала, что вы места наши посмотреть хотите, чтоб семьёй сюда приехать, — в глазах её блеснула лукавинка. — И, что у вас жена и трое детей…

Я рассмеялся.

— Ну надо же… как твоя мама много обо мне знает…

— А хотите я вам экскурсию проведу?

— А мама не заругает? — я откровенно любовался ею. Такая она была непосредственная, светлая и открытая.

— А она не узнает. Я сказала, что к Анютке пошла в гости…

— Ну, пошли, — согласился я и прихватил с собой камеру.

Мы гуляли по лесу, сидели у прозрачного, как стекло, озерца. Алёна резвилась, расспрашивала меня о городе, смеялась.

— Скучно здесь, — жаловалась она. — Все девчонки школу окончили и в город едут, а меня мама не пускает.

— Отчего же не пускает? — насторожился я.

— Говорит, здесь моё место…

— Каждый сам своё место находит, Алёна, — я прилёг на траву и теперь смотрел ввысь, сквозь кружево листвы.

— А ты своё, стало быть, нашёл?

Я пожал плечами:

— Не знаю, наверное ещё нет… — я посмотрел на Алёну. Она сидела, грустно склонив головку, и светлые волосы её стелились по земле. Я протянул руку и щёлкнул её по носу. — А ты смелая, вот так с незнакомым мужчиной пойти в лес. А вдруг я маньяк…

Алёна засмеялась и встала с травы.

— А я не боюсь маньяков, Аркаша… поймай попробуй…

Она побежала, я вскочил и, не знаю зачем, погнался за ней. Алёна смеялась, она бежала так легко, и я никак не мог догнать её, путаясь между деревьев. Лес закончился, и Алёна выбежала на поле.

— Не догонишь, не догонишь, — заливалась она.

Я протянул руку и уже почти коснулся её платья, но Алёна внезапно исчезла. Я ничего не понял, остановился, озираясь по сторонам.

— Ну, что поймал, маньяк? — послышалось сверху.

Я поднял голову, щурясь от яркого солнца и обалдел. Алёна зависла где-то в двух метрах над землёй и оттуда насмешливо смотрела на меня.

— Ты только в обморок не упади, маньяк…

Я слышал об этом и, оказавшись здесь, ощущал, что приблизился почти вплотную. Но теперь, видя это собственными глазами, мне казалось, что я сплю.

Алёна, видя мой восторг, творила чудеса — бродила по воде, оставляя лёгкие круги на поверхности озера, стояла на маковке цветка. А я никак не мог поверить, что это правда. Она висела в воздухе и смеялась, а я водил руками по траве между её ногами и землёй.

— Алёна, но это же не может быть правдой.

— Почему? — она мягко опустилась на траву и откинула волосы с лица. — Я так к этому привыкла, что иногда мне странным кажется, что все люди не летают…

— А летать — это как ходить?

— Нет, — она вдруг стала серьёзной и села, — нет, не так. Летать — это где-то здесь, — она прижала руки к груди. — Без этого и жизнь — не жизнь.

Она была такая трогательная в своей серьёзности, у меня голова от неё шла кругом. Я осторожно взял её за руку.

— А мама твоя летает?

Алёна кивнула.

— Любит она летать, особенно под звёздами.

Я слегка обалдел:

— Ночью? Слушай, это же жутко даже. А ты тоже по ночам любишь летать?

— Нет, я солнышко люблю. Когда летишь, а под тобой всю землю видно, — Алёна повернула ко мне свои васильковые глаза. — Знаешь, у меня когда бабуля состарилась, выйдет бывало на луг станет и плачет.

— Отчего плачет? — не понял я.

Алёнка сорвала ромашку и уткнула в неё нос.

— Знаешь, как это страшно, когда и небо есть, и солнце, и луга необъятные, а лететь не можешь… — она замолчала, я как заворожённый слушал её. — Я это знаю. — тихо произнесла Алёна. — Я однажды ангиной тяжело болела, долго, а потом вышла, а лететь не могу… думала умру.

Я смотрел на неё и чувствовал, что растворяюсь в ней. Мне было двадцать шесть, и к этому времени я уже познал любовь многих, но эта сказочная девочка покоряла меня, сама того не желая, я словно прирастал к ней.

— Ты помнишь, когда полетела впервые? — спросил я, чтобы стряхнуть с себя её чары.

Алёна повернулась ко мне и внезапно посыпала мне на голову белые лепестки ромашки.

— Что ты всё выспрашиваешь, турист-маньяк? Любопытный? — и не дожидаясь ответа, заговорила. — Я всегда умела, это как дышать. Мама рассказывала, что бывало зайдёт в комнату, а я под потолком вишу спелёнутая, сплю…