Крутые-крутые игрушки для крутых-крутых мальчиков - [71]

Дэнни ждал встречи с начальником тюрьмы, чтобы подать ему знак. Он был сдержанным с надзирателями, бормоча им «сэр», если те разговаривали с ним, и всякий раз старался увернуться от неприятности, когда видел ее приближение по грохочущему проходу или из-за отсека душевнобольных.

Однажды, спустя приблизительно два месяца после того, как он прибыл в «особое» крыло, получая на раздаче поднос с завтраком, состоящим из картофельного пюре и еще чего-то, Дэнни очутился рядом со списком добровольных курсов, прикрепленным возле кабинета офицера по личному составу заключенных, и принялся его тщательно изучать. Это была жалкая кодификация жалких возможностей. Например - класс плотницких работ, если вы хотели мастерить скворечники; музыкальный курс, если вы чувствовали, что Альбинони[12] мог успокоить вашу душу. Всего было одиннадцать различных курсов. Дэнни втянул щеки и стал прикидывать, что бы ему подошло. По-видимому, это как раз то самое, о чем говорил начальник тюрьмы, объясняя, что Дэнни должен показать, на что он способен; возможно, если он запишется на какие-нибудь из этих курсов, начальник тюрьмы станет к нему более снисходительным. Лучше всего подойдет профессионально- технический курс - это уж точно будет одобрено. В самом низу списка он нашел курс под названием «Творческие коммуникации», который преподавал господин Махони. Звучало интригующе — это наверняка, подумал Дэнни, связано с электричеством. Если удастся добавить еще несколько навыков к тем, что он получил из «Сделай сам», можно будет заняться чем-то полезным на воле. Курс начинается на следующей неделе в четверг во второй половине дня, за час до того, как закроют камеру. Дэнни решил, что непременно попадет туда.

4. Премия для извращенца

Дэнни получил разрешение от офицера Хигсона на посещение учебного класса. Он шел по первому этажу блока, опустив глаза, избегая любого контакта с другими заключенными. Нельзя сказать, что его вовсе не беспокоили обитатели «особого» крыла и он не чувствовал в них потециальной угрозы для себя. Первые несколько дней пребывания в тюрьме Дэнни был уверен, что каждую секунду, когда он находится в их окружении, когда тренируется во дворе или стоит в очереди за едой, извращенцы смотрят в упор на него сзади, подбирая ему «достойную» роль в некой ненормативной пьесе. Дэнни мог поклясться, что чувствовал их пристальные взгляды на затылке, словно электрический разряд. Но Жирдяй уверял его, что он заблуждается, как и многие другие. «Не, не, не, ты ошибаешься. Ты должен это воспринимать иначе, О’Тул; даже насильник не способен на нормальный секс, а уж наш контингент — тем более. Чтобы заключенный «особой категории» хотел тебя трахнуть — ну, ты даешь! Твоя задница им на хрен не нужна, еще скажи, что эти придурки краснеют как кисейные барышни!»

Дойдя до конца блока, Дэнни поднялся к учебному классу по лестнице. Крыло «Ф» было построено позже, чем сам паноптикум, но в том же суровом стиле. Даже хаотичное нагромождение комнат не нарушало общей картины. Здесь, несмотря на фальшивую лепку и угнетающие украшения викторианской архитектуры, во всем царила практичность. Так мог бы выглядеть замок Гарменгаст, превращенный в дом престарелых.

Поднимаясь по винтовой лестнице, Дэнни заглядывал в комнаты. Тут шла групповая психотерапия, там готовили к адаптации на воле досрочно освобожденных. Заключенные «особой категории» уверяли друг друга, что все будет в порядке — для них. На самом верху Дэнни нашел учебный класс. Он остановился, заглянув в окошко на двери. Внутри стояли четыре перекошенные парты, на трех из них — старые механические пишущие машинки, а на четвертой — примитивный компьютер. Две парты были заняты, за одной сидел Сидни Крэкнелл, за другой — Филипп Гринслейд.

Оба постоянно подвергались оскорблениям со стороны других обитателей крыла «Ф» — почти так же, как Дэнни. Оба получили пожизненный срок: Крэкнелл — за весьма специфическое управление детским домом, где он применял на практике свой извращенный метод воспитания детей, считая его самым лучшим; Гринслейд — за похищение в стиле клэптонского дела, пытки, изнасилование и убийство одиннадцатилетней девочки. Внешне они были очень разными. Крэкнелл — настолько дерганый, мрачный и усохший, что непонятно, как ему вообще можно было доверить детей; а Гринслейд казался приветливым — открытое лицо, светлые волосы и ярко-синие глаза какого-нибудь общительного трактирщика с запада страны. Впрочем, он и был трактирщиком. Дэнни задумался, почему эти два антипода проявили, как и он, интерес к курсу, связанному с электричеством.

Вместе с ними в комнате находился третий мужчина, скорее всего преподаватель. Крупный, под метр девяносто, он стоял спиной к двери. На нем были кожаная куртка до бедер и черные джинсы. Когда он обернулся, Дэнни увидел лицо типичного сына Ирландии: два больших розовых уха, полные, чувственные алые губы, римский нос и покрытый бугорками лоб. Суровый внешний вид мужчины контрастировал с головой в форме картофелины, пролежавшей в земле несколько месяцев, причем, судя по его широким плечам и сильным рукам, он сам выкопал эту картофелину и водрузил на свой мощный торс. На вид ему было около сорока лет. Из-под свисающей густой каштановой челки выглядывали глубоко посаженные, любопытные серые глаза, излучавшие в равной мере интеллект и свирепость. Пока Дэнни наблюдал за ним, мужчина заметил его и жестом позвал в комнату. Дэнни вошел.