Крутой сюжет 1993, № 1 - [9]

— Это действительно так.

— С учетом того, что он зарабатывает, у вас могла — бы быть иная жизнь — комфортабельная современная квартира и даже машина. А сего слов, у него никогда не было больше одного костюма. Да и ваш гардероб не кажется слишком изысканным.

— Я ни в чем не нуждаюсь. Питаемся хорошо.

— Но ведь вы тратите на жизнь не более трети того, что он зарабатывает?

— Я никогда не вмешиваюсь в денежные вопросы.

— Большинство людей работает с определенной целью. Одни ради домика в деревне, другие мечтают поскорее уйти на пенсию, третьи посвятили свою жизнь детям. У него не было детей?

— К сожалению, я не могу их иметь.

— А до вас?

— Нет. И вообще неизвестно, были ли у него женщины. Он довольствуется своей работой.

— Как же он распоряжается своими деньгами?

— Не знаю. Без сомнения он их вкладывает.

Случайно был найден счет на имя Стювеля в банке Агентства «О» Всеобщего Товарищества, расположенного на улице Сент-Антуан. Почти каждую неделю он делал небольшие вклады, соответствующие полученным с клиентов гонорарам.

— Он трудился исключительно ради удовольствия, которое ему доставляла работа. Ведь он фламандец. Я начинаю понимать, что это значит. Он мог часами возиться с каким-нибудь переплетом, только чтобы получить радость от сотворения прекрасной вещи.

Она говорила о муже то в прошедшем времени, словно ворота тюрьмы Санте уже навсегда отделили его от внешнего мира, то как о человеке, который должен вот-вот вернуться.

— У него остались связи с его семьей?

— Он никогда не знал отца. Воспитывал его дядя, который, к счастью, еще маленьким определил Франца в благотворительное учебное заведение, именно там он и обучился своему ремеслу. Условия воспитания были суровые, и он не любит распространяться об этом.

— Что вы собираетесь приготовить ему на завтрак?

— Рагу из ягненка. Он любит поесть. Вижу, вы хотите спросить, к чему еще, кроме работы, у него была страсть? Возможно, это еда. И хотя он сидел целыми днями без свежего воздуха и физических нагрузок, я не встречала человека, у которого такой же аппетит.

— Были ли у него друзья до знакомства с вами?

— Не думаю, он мне никогда о них не рассказывал.

— Он обосновался здесь до вас?

— Да. Сам управлялся по хозяйству. Лишь раз в неделю мадам Салазар делала основательную уборку. И видимо, потому, что надобность в ней отпала, она невзлюбила меня.

— Соседи знают?

— Чем я занималась прежде? Нет. То есть я хочу сказать, до ареста Франца не знали. Это репортеры все разболтали.

— К вам стали хуже относиться?

— Конечно. Но Франц был настолько любим всеми, что сейчас у них появилось какое-то сочувствие к нам.

И правда, так оно и было. Если бы провести опрос на улице «за» и «против», то голосов «за» было бы значительно больше. Но жители квартала, и не только активные читатели газет, совсем не хотели, чтобы развязка наступила слишком быстро. Чем дольше сохранялись тайны, чем ожесточенней велась борьба между уголовной полицией и Филиппом Лиотардом, тем интересней жить.

— Что хотел от вас Альфонси?

— Он не успел сказать. Он только пришел, и тут вошли вы. Мне не нравится его манера входить сюда, как в публичный дом, не сняв шляпу, и обращаться ко мне на ты. Если бы Франц был здесь, он давно бы вышвырнул его за дверь.

— Он ревнив?

— Он не любит фамильярностей.

— А вас он любит?

— Думаю, что да.

— Почему?

— Я не знаю. Наверное, потому что я люблю его.

Он не усмехнулся. И шляпу, в отличие от Альфонси, он снял. Он не смотрел волком и не хитрил. Он просто честно пытался понять.

— Вы, конечно, не знаете, кто мог быть настроен против мужа?

— Конечно, нет. Я не могу ничего такого сказать.

— Нет ни одного свидетеля, что в этом подвале было совершено убийство. Однако эксперты утверждают это, а у меня нет доказательств, чтобы их опровергнуть.

— Я понимаю, что вы хотите сказать, но Франц невиновен.

Вздохнув, Мегрэ поднялся. Он был уверен: она не предложит ему выпить, как обычно делают другие, думая, что именно так они должны поступать в подобных обстоятельствах.

— Я попытаюсь начать с нуля, — признался он. — Направляясь сюда, я намеревался обследовать все заново, сантиметр за сантиметром.

— Разве этого уже не сделали? Прошлый раз тут все перевернули вверх дном!

— Я не осмелился. Наверное, я еще вернусь. Возможно, у меня появятся к вам новые вопросы.

— Учтите: во время свиданий я все рассказываю Францу.

— Да, разумеется.

Он ступил на узкую лестницу, она последовала за ним. В мастерской было почти темно. Открыв дверь, они сразу же заметили стоявшего на углу Альфонси.

— Вы собираетесь его принять?

— Сама не знаю. Я так устала.

— Хотите, я прикажу ему оставить вас в покое?

— Хотя бы на сегодняшний вечер!

— До свидания.

Она тоже попрощалась, а он, тяжело ступая, направился к бывшему инспектору нравов. Приблизившись к нему, он заметил, что двое молодых репортеров разглядывали их сквозь витрину «Вогезского табака».

— Смойся отсюда!

— Почему?

— Просто так. Потому что у нее нет ни малейшего желания, чтобы ты беспокоил ее сегодня. Понял?

— Почему вы злитесь на меня?

— Просто мне не нравится твоя физиономия. И, повернувшись к нему спиной, он, сообразно сложившейся традиции, вошел в «Гран-Тюренн» пропустить стакан пива.