Крушение пьедестала. Штрихи к портрету М.С. Горбачева - [134]

— Скажи Бакатину, этому… (дальше шли не слишком почтительные выражения), что я раньше выгоню его. Человек одной ногой в могиле стоит, а этот новоиспеченный… (дальше опять следовали столь же лестные слова) готов на трупах танцевать.

Встретиться больше с заместителем министра внутренних дел уже не пришлось, потому что он был очень плох, а недели через три умер, унеся с собой тайны, которые интересовали Горбачева.

Кому было выгодно спустя много лет вернуться к старому делу, генсек догадывался, а может быть, и знал достоверно. Он не сомневался, что этим заняты политические оппоненты и они могут долго дергать за этот крючок в его биографии, распускать различные слухи, в основе которых, видимо, что-то было. Иначе вся эта нервозность Горбачева, мобилизация сил не понятны. Во всяком случае, с тех пор Гдлян и Иванов попали под пристальный контроль, а это просветлило и некоторые стороны так называемого «узбекского дела», ту кухню, в которой оно было поспешно сляпано.

Разматывалось дело с использованием средств массовой информации, зрителю и читателю активно внушали мысль о взяточничестве центральной власти. Одни и те же деньги и золото, изъятые, кстати, совместно с КГБ, многократно демонстрировались по телевидению. В газетах и журналах публиковались жуткие материалы. Все это нагнетало обстановку. Скоро у следственной группы появился соблазн сказать, что взяточничество охватило и кремлевских руководителей. То ли Прокуратура СССР не давала хода недостаточно проверенным фактам на этот счет, то ли по каким-то иным соображениям, но Гдлян и Иванов предприняли немало попыток, чтобы лично доложить Политбюро ЦК о создавшемся положении. Они направили письмо Б. Н. Ельцину и попросили его доложить Горбачеву. И вот скоро на Политбюро, когда был оставлен узкий круг приглашенных на заседание, М. С. Горбачев зачитал письмо московских следователей. В нем говорилось, что показания подследственных указывают на то, что во взяточничестве замешан ряд руководителей партийных и хозяйственных органов, аппарата ЦК КПСС. Назывались фамилии, причем самые невероятные.

Участники заседания молча выслушивали информацию. Некоторое время в зале царило глубокое молчание, которое свидетельствовало о том, что сказанное произвело впечатление на присутствующих. Затем состоялся короткий обмен мнениями и было поручено создать комиссию и все тщательно проверить. Следственная бригада Гдляна и Иванова должна продолжать работу. Комитету партийного контроля также предстояло разобраться в приведенных фактах.

Чем сильнее раскручивался этот маховик, тем выше поднимали планку обвинений Гдлян и Иванов. Видимо, они чувствовали слабость доказательств и возможные последствия этого. Не исключено, что действовали и иные силы, умело направлявшие их сыскной талант по нужным адресам. И скоро, как они утверждали, в деле замелькали фамилии Лигачева, Медведева, Яковлева, а затем и Горбачева. Но в это время действия Гдляна и Иванова находились под контролем технических средств подслушивания, что достаточно ясно показывало движущие пружины многих утверждений, недозволенные методы допросов, беспочвенность выводов. Службы КГБ знали тогда все и, наверное, могли принять меры по оговорам высшего руководства партии. Но генсек не спешил пресечь неправомерные действия.

Со временем М. С. Горбачев все больше входил во вкус изучения расшифровок бесед своих оппонентов. Если первое время он сам получал такого рода информацию, конвертовал и возвращал в КГБ, то с ростом объема бумаг поручил делать это мне, кроме особо секретных документов. Так продолжалось до первого Съезда народных депутатов.

Избрание ряда политических противников Горбачева депутатами, видимо, серьезно озадачило В. А. Крючкова.

Я был свидетелем разговора по демофону М. С. Горбачева с председателем КГБ, когда Владимир Александрович доложил, что его специальные службы больше не могут вести записи разговоров депутатов.

— Михаил Сергеевич, люди у меня отказываются это делать, и я не имею права настаивать. Это нарушение закона, — говорил Крючков.

— Ты что, Володя, говоришь? Политическая борьба нарастает, а вы все хотите отсидеться в сторонке. Думайте, как сделать.

Как я позже понял, В. А. Крючков не собирался вести записи непосредственно. Теперь это делалось через собеседников того или иного интересующего Горбачева лица. Во всяком случае, об основных действиях оппозиции М. С. Горбачев был хорошо информирован.

Разумеется, главным объектом интереса в то время был Б. Н. Ельцин. Однако после избрания его в Верховный Совет СССР, а позже президентом России спецслужбы не могли делать то, что нарушало дозволенные методы. И в этой связи Крючков вновь поставил вопрос перед М. С. Горбачевым. Но получил однозначный, раздраженный ответ:

— Мне что, нужно учить КГБ, как следует работать?. .

Тем не менее В. А. Крючков, насколько я понял по бумагам, прямых записей уже не вел и не предоставлял их генсеку. Никогда не велось прослушивание телефонов членов Политбюро и членов Центрального Комитета, вообще руководства партии, правительства и государства. Без указаний Горбачева вообще не было никаких экспромтов. Разумеется, я не знаю всех тонкостей этого дела, бесед М. С. Горбачева и В. А. Крючкова, но внешне все выглядело именно так, так я описываю.