Крушение Агатона. Грендель - [117]

Монстр хохочет.

Поперечное сечение Времени-Пространства: Вальтеов.

Вид А:

Шел второй год моих набегов. Войско Скильдингов было ослаблено, потеряло десятую часть. Больше не было слышно громыхания Хродгаровых дружинников, звенящих кольчугами и скачущих в полночь под свист ветра в трепещущих, как ангельские крылья, плащах, на помощь мелким плательщикам дани. (О, слушайте меня, холмы!) Он не мог защитить даже свой чертог, не говоря уже о данниках. Я сократил число своих посещений, чтобы сохранить дичь, и только наблюдал за ними. Любитель природы. Несколько недель, целыми днями и далеко за полночь Хродгар обсуждал положение со своими советниками, они говорили, молились, стенали. Слушая, я выяснил, что был не единственной угрозой для них. Далеко к востоку от Хродгарова чертога молодой король, чья слава росла с каждым днем, возводил новый дворец. Так же, как Хродгар в недалеком прошлом, этот молодой король целенаправленно грабил и сжигал соседние селения, расширяя тем самым свою власть и увеличивая число данников. Он уже принялся за селения, непосредственно примыкающие к границам владений Хродгара; начало его наступления на самого Хродгара было делом времени. Советники Хродгара все говорили, пили мед и сокрушались; иногда к ним присоединялись союзники. Сказитель пел песни. Мужчины стояли, положив руки в браслетах на плечи друг другу, — мужчины, которые совсем недавно были злейшими врагами; я наблюдал все это, сжимая кулаки и негодующе улыбаясь. Листья на деревьях пожелтели. Почернели пунцовые соцветия чертополоха позади хижин, и перелетные птицы отправились в путь.

Затем из всех уголков владений Хродгара и из более дальних селений — вассалов его вассалов — начало собираться войско. Пешком или верхом прибывали воины; запряженные волами повозки везли щиты, копья, шатры, одежду и провизию. По ночам я наблюдал за ними, и с каждым разом их становилось все больше. Огромные — в рост человека — колеса повозок с толстыми квадратными спицами. Серые в подпалинах, как волки, ширококопытные кони, которые таращили глаза и тихо ржали, заслышав мои шаги, словно были заодно с людьми, связанные с ними невидимой упряжью. В тишине сгущающегося мрака надрывно трубили рожки, скрипели точильные камни. Морозный воздух наполнялся вонью походных костров.

Они разбили лагерь на склоне холма, на окруженном огромными дубами, соснами и зарослями орешника пастбище, в центре которого среди камней протекал ручей. Поодаль, за озером, начинался лес. С каждой ночью в лагере горело все больше костров для защиты от мороза, и вскоре там сгрудилось столько людей и животных, что им уже негде было стоять. Шуршащим шепотом шелестели травы и увядшие листья, но занятое лагерем пастбище затихло, будто оглушенное и подавленное присутствием людей. Они только что-то тихо бормотали или вообще молчали. Я наблюдал за ними из укромного места. Гонцы сновали от одного костра к другому и приглушенным голосом передавали распоряжения начальникам отрядов. Их богатые меховые одежды мелькали, как птичьи крылья, в свете костров. В сопровождении вооруженной охраны из многолюдья лагеря выбрались молодые воины; потом всю ночь они стирали одежду и мыли в ручье кухонную утварь, отчего вода в нем стала такой грязной и жирной, что больше не журчала, стекая по камням к озеру. Когда все спали, вокруг лагеря толпами ходили дозорные с собаками. На рассвете воины вставали и занимались лошадьми, точили оружие или, взяв луки, отправлялись подстрелить оленя.

И вот однажды ночью, когда я снова пришел шпионить за ними, они исчезли, и лагерь опустел, как дерево, покинутое скворцами. Я устремился по их следам: отпечатки ног, копыт и колеи от колес оставили в грязи широкую полосу, ведущую на восток. Вскоре я увидел их и пошел медленнее, посмеиваясь и похлопывая себя руками в предвкушении грандиозной резни. Они шли всю ночь, потом, как волки, рассеялись по лесу и, не зажигая костров, проспали целый день. Я схватил вола и сожрал его целиком, не оставив следов. Перед наступлением темноты они снова собрались в походный порядок. В полночь войско прибыло к украшенному оленьими рогами чертогу.

Снежнобородый Хродгар, достославный защитник Скильдингов, выкрикнул:

— Хигмод, предводитель Хельмингов, приветствуй своих гостей!

Рядом с Хродгаром, сложив мощные руки на груди, стоял Унферт. Он стоял, склонив голову, глаза — узкие щели, сжатые губы скрыты усами и бородой. От него исходила горечь, точно ставшая зримой тьма: Унферт-герой (известный в ближних и дальних пределах земель Сканов) возвышался, не сливаясь с огромной толпой, словно ядовитый змей, которому ведомо все. Король Хродгар выкрикнул еще раз.

В сопровождении шести князей из чертога вышел молодой король в полном вооружении; он вел с собой медведя. Светловолосый и белолицый, руки украшены золотыми браслетами, он обвел взглядом толпу, за легкой улыбкой скрывая свой испуг. Войско Скильдингов и их союзников раскинулось во мраке насколько хватало глаз: на склонах холма, на мощеных дорогах, среди деревьев.

Подняв копье, Хродгар обратился к молодому королю с речью. Тот слушал, застыв как камень, сжимая рукой в перчатке цепь, державшую медведя. У него не было никаких шансов на победу, и он это понял. Все поняли это, кроме медведя, который, встав на задние лапы, глазел на толпу. Я улыбнулся. Я чуял запах крови, которая оросит землю еще до наступления утра. Дул легкий ветерок, неся с собой дыхание зимы. Он колыхал меха на одеждах воинов и шуршал листьями вокруг меня. Медведь опустился на четыре лапы и заворчал. Король дернул цепь. Затем из дворца вышел старик. Он подошел к молодому королю и заговорил с ним, держась подальше от медведя. Хродгар и все его союзники молча ждали. Молодой король и старик о чем-то говорили. Стоявшие у дверей дворца князья присоединились к ним, их голоса звучали глухо. Я ждал. Воины Хродгара молчали. Потом молодой король направился к Хродгару. Над толпой пронесся ропот и затих, как будто волна налетела на берег и отступила, прошуршав по гальке. Наконец молодой король медленно вытащил свой меч левой рукой — знак мира — и бросил его, как бы небрежно, к копытам коня Хродгара.