Круглая молния - [28]

— Я не улыбаюсь. Я завидую.

— Кому?

— Пчеле. Вы так на нее смотрите…

Она медленно повернула голову, с любопытством разглядывая его.

— Вот вы какой…

И вот тут-то и произошло. Полыхнула молния — яркая, слепящая, и раздался гром. Не гром — грохот. Разряд был такой сильный, что рыжий кот Кузьма встрепенулся на лавке, как бы соображая, куда бежать спасаться.

Никто не увидел, откуда он появился, но он появился — маленький голубоватый шарик — и медленно поплыл по избе в ореоле туманного сияния. Выплыв на середину избы, он вдруг остановился, потом медленно поплыл обратно.

Как зачарованная глядела Вера Сергеевна на этот плавающий по избе шарик и, когда он подплыл совсем близко, вдруг вскинула руки, чтоб схватить его.

— Не троньте! — крикнул Иван Макарович.

Она не испугалась — испугался шарик. От крика он шарахнулся в сторону и вдруг исчез, словно растаял. В избе сразу потемнело, запахло серой, а ошалевший кот сиганул на печь. И только Вера Сергеевна осталась, как и была, — с протянутыми вперед руками.

Первым опомнился дед Кузьма.

— О, господи, — перекрестился он, — недаром я худой сон видел. Будто б меня конь лягнул. А конь — не к добру. Вот и лягнул бы на тот свет. Да, слава богу, пронесло…

Вера Сергеевна несколько раз качнула головой, словно стряхивая с себя наваждение.

— А что это было? — недоуменно спросила она.

— Круглая молния, — пояснил дед Кузьма. — Или как там у вас, по-ученому — шаровая. Я, признаться, и сам в первый раз с ней столкнулся. Слыхать — слышал, а чтоб вот так: нос к носу…

— Но она какая-то странная, — сказала Вера Сергеевна, — поплавала-поплавала по избе, остановилась, дальше поплыла.

— Это она познакомиться с нами прилетала, — пошутил дед Кузьма, — а ты и рада. Руками хотела поймать. Поиграться… Она бы с тобой поигралась… Так бы шарахнула — и косточек не собрать…

Наверное, это был последний всплеск грозы — потому что, когда дед Кузьма открыл дверь, на улице уже вовсю сияло солнце.

— Вот старый дурень, — корил себя дед, — печку затопил. Разве ж можно в грозу печку топить?..

Вера Сергеевна все еще сидела перед печкой, беспомощно сложив на коленях руки.

— Выходите на улицу! — позвал ее Иван Макарович. — Красота какая!

Она словно не слышала. Между тем в углу, из-под корзинки, выполз маленький желтый цыпленок, кот Кузьма тут же углядел его и спрыгнул с печки. Но его опередил дед Кузьма.

— Ишь, разбойник… Свежатинки захотелось. Я тебе покажу свежатину! — Он поднял кота за шкирку и выбросил за дверь. — Иди-ка, освежись маленько…

Когда Вера Сергеевна выбралась на улицу, то даже зажмурилась от ярко бьющего, словно помолодевшего, солнца.

— Вы знаете, — задумчиво произнесла она, — я где-то читала, что шаровая молния — это сгусток антиматерии. Быть может, в этом маленьком голубом шарике заключена целая Вселенная. Представляете? А в этой Вселенной где-нибудь в уголке мы с вами. Не мы, а антимы.

— Как это — антимы? — не понял Иван Макарович.

— Ну, например, я — это вы, а вы, наоборот, — это я, — улыбнулась Вера Сергеевна.

Тогда Иван Макарович не придал значения этим словам: что это за «антимы»? Но проходило время, и он все чаще задумывался: неужели есть какая-то другая жизнь, кроме той, которой живет он, и живет счастливо? Все у него есть: семья, дом, работа… Что еще человеку нужно? Но стоило только закрыть на мгновение глаза, как вставало в них одно и то же: низкая изба деда Кузьмы, маленький голубоватый шарик, плывущий сам по себе, и Вера Сергеевна с протянутыми к нему руками. А что, если б он не успел крикнуть, и она бы схватила этот шарик?..

Машину кое-как вытащили, и они поехали в Снегиревку. Учительница молча сидела сзади, время от времени тихонько охая, когда машину резко заносило в сторону.

— Держитесь! — кричал ей Иван Макарович и оправдывался: — Не могу ехать тише, иначе как бы опять не застрять.

Наконец выбрались на хорошую дорогу — впереди показалась Снегиревка, вся в зелени берез и лип.

— А у вас тут красиво, — сказала Вера Сергеевна.

— У нас? Значит, вы ненадолго к нам?

— Не знаю… Как сложится. Скучно очень.

— Скучно? — удивился Иван Макарович.

— Когда занятия, конечно, скучать некогда. А вот в каникулы…

— А хотите я вам работку подкину?

— Какую?

— Был я весной на одной опытной станции под Ленинградом. Они там новый сорт озимой пшеницы вывели. «Малышок» называется. Из одного корня десять — двенадцать стеблей. Урожайность до восьмидесяти центнеров с гектара. Но в производство сорт пока не сдан. Выпросил только два килограмма. Отдать агроному — боюсь, не загубил бы по молодости. Займитесь, а? На школьной делянке… Глядишь, и разведем свой «Малышок». Ну, так как?

— Я подумаю, — ответила Вера Сергеевна и протянула председателю руку, — спасибо, что подвезли.

— И вам спасибо.

— За что?

— За то, что послушались меня и не схватили молнию.

— Ну, это еще неизвестно, что лучше, — ответила Вера Сергеевна и как-то странно улыбнулась.

Что скрывали за собой эти слова и эта странная улыбка, Иван Макарович тогда не понял, не понимал и сейчас, и оттого становилось тревожно на сердце, хоть он и отгонял эту тревогу, заслоняя ее привычным — думами о погоде, об урожае, о земле.