Круглая молния - [19]

— Ну, тогда ладночко. Готовься, дружок, к свадьбе.

Вечером Леха, придя домой, залез на печку и уже оттуда, с печки, объявил:

— У деда Егорыча брага прямо из бочки прет.

Отец промолчал, наверно, не понял, и Леха добавил:

— Вся деревня будет на свадьбе.

— На чьей? — спросил отец.

— А ты разве не знаешь? Дед Егорыч на тете Алисе женится.

Отец даже ногой притопнул.

— Будет врать-то!

— А зачем мне врать? — Леха улегся поудобней на печке. — Что, я дурак, чтоб врать?

Вскорости он заснул, но даже и во сне чувствовал, что отец не спит, а ходит по хате из одного угла в другой — мается.

«А что ему маяться? — думал Леха. — Взял ружьишко да в лес. Сам же говорил: лес для него в любом горе отрада». Так он во сне думал, а проснулся — отца и всамделе нет. Поглядел на стенку — ружьишка тоже. Ну, Леха раздумывать долго не стал, у него и без отца было на сегодня дел много.

Проснулась Галина, — Леха и не слышал, как она ночью приехала.

— Ты куда, лешонок, лыжи навострил? — спросила она.

Леха покрутил пальцем у виска, дескать, какие лыжи, заговариваться, что ль, стала.

— На двор захотел.

— Я тебе покажу на двор! Совсем без матери обнаглел, от рук отбился. С Наткой сегодня будешь сидеть!

— А ты? — спросил Леха.

— Ты мне не тыкай! Я тебя враз подженю! До новых веников не забудешь!

Леха вспомнил мать, как она вот так же ругалась на него, и заплакал.

— Чего ревешь, нюни распустил? Дров принеси!

Он принес дров, сбросил их у припечка.

— На, жри свои дрова! — И добавил: — Это ты потому такая злая, что женихов своих порастеряла. Говорила — у меня их тыща, а где они, покажи хоть одного.

— Не твое дело! Мал про женихов еще рассуждать!

— Ну, покажи, покажи! И Витальку небось прогнала.

— Леха, уймись лучше!

— Не уймусь. А будешь такая злая, никто и замуж тебя не возьмет. В девках останешься.

— Что б ты понимал, дурачок!

Леха не стал больше с ней спорить, что толку в ступе воду толочь, вышел на крыльцо. Утро было синее-синее и чуть-чуть красное — за речкой, откуда всходило солнце. Правда, его еще не было видно, и Леха подождал, стоя на крыльце. Ему захотелось поглядеть, как оно будет выползать — огромное, круглое, шапка набекрень. Выползет и подмигнет Лехе:

«Ну как? Достал синий камень?»

Ничего Леха не достал и даже забыл, когда в последний раз в вир нырял, все, вишь ты, некогда. А может, сегодня попробовать? Эх, была не была!

Он спрыгнул с крыльца и помчался к виру, только пыль из-под ног разлетается, но до вира так и не домчал, потому что встретился с целой процессией. Дед Егорыч, чистый, побритый, подстриженный, в новом синем костюме, по левую руку от него — Саня Маленький, по правую — гармонист Славка важно шли по деревне, будто не шли, а плыли. Поперек груди у Славки и у бригадира висели вышитые полотенца, а дед Егорыч хоть и был без полотенца, зато с белым цветком на кепке и нес перед собой бутыль самогонки, завязанную красной лентой. Они заходили в хаты и всех угощали, приглашая на свадьбу. Только к бабке Аксинье не зашли.

— А ну ее, ведьму старую, — сказал Егорыч, — еще несчастье накаркает.

Гармонист Славка развел мехи:

Меня сватал конопатый,

А рябой наперебой,

Я рябому отказала,

Конопатый будет мой.

Ему не терпелось сесть за стол. Обычай требовал, пока всех не обнесут, дружкам и капельки в рот не брать. Потому Славка и тосковал. Обошли всю деревню и вернулись назад — в хате у деда Егорыча было все уже готово. Недаром же тут хозяйничали вдовы: Лида, Ксеня и Аннушка.

— Дед Егорыч, а дед Егорыч, — сказал Леха, — а ты сегодня молодой.

— Цыть ты! Какой я тебе дед? Ишь, вражонок!

— Помолчите вы! — попросил Саня Маленький. — Дайте сосредоточиться.

Он готовил к открытию свадьбы речь. Дед Егорыч попробовал его урезонить.

— Разве на свадьбе речи говорят? На свадьбе пить-есть надобно. Да еще песни петь.

Но Саня его обрезал:

— Жених на свадьбе голоса не имеет. Жениху слово — последнее.

Спор пришлось прекратить — в хату уже начали собираться гости. Не замеченная никем, тихонько протиснулась среди гостей и Алиса.

Дед Егорыч запротестовал:

— Не по правилам это. За невестой надо к ней во двор ехать.

— Ладно, где уж тут по правилам жить, — сказала Алиса, — открывайте свадьбу, да поскорей, выпить хочется.

Дед Егорыч с удивлением на нее поглядел — вид у Алисы был отчаянный.

Вдовы сели в куток и запели:

Ай, на лозе-лозе,

На белой березе

Кукушка кукует,

Кукушка кукует,

Мне горе вещует.

Алиса зажала в кулак косу и заплакала.

— Ты чтой-то ревешь, весь порядок нам нарушаешь? — упрекнул ее бригадир, и на вдов тоже прикрикнул: — Перестаньте голосить, сперва тост провозгласить требуется.

Он призвал за столом всех ко вниманию и начал:

— Дорогие товарищи колхозники! Скажу вам твердо и откровенно — я рад. Я рад тому, что у нас в Стариках за последние десять лет это первая свадьба. О чем это говорит? Это говорит о том, что и стариковская бригада выходит на передовые рубежи, так сказать… И в то время, как американские империалисты…

— Горько! — крикнула бабка Аксинья. Она сидела за печкой и ничего не слышала. Дед Егорыч так и ожег ее взглядом, но вовремя спохватился — повернулся к Алисе. Та залилась вся румянцем и отвернулась. За столом наступила тягостная тишина — все ждали, что будет дальше.