Кругами рая - [16]

– Без проблем, – согласилась Светка и крикнула водителю: – Где-нибудь здесь, пожалуйста!

Обе расхохотались, мужчины ответили им тем же, а когда трамвай квартала через два остановился, выскочили вслед за ними.

Места открылись неприютные. Постройки раннего социализма перемежались хрущобами и заводиками, из-за ворот которых поднимался рабочий пар. Слева, через дорогу, фиолетово блеснула Нева. Скорее всего, это была Невская застава, «гоноболь нашей революции», как шутил Гриша. В детстве Евдокии Анисимовне казалось, что город кончается у Александро-Невской лавры и за ней люди уже не живут.

– Девушки, а не продолжить ли нам праздник вместе? – услышали они позади себя.

– Какой еще праздник? – тихо прыснула Светка, а мужчинам крикнула: – Мы – лимитчицы, у нас общежитие скоро закрывается.

Мужчины приблизились вплотную, заранее, видимо, поделив между собой, какая чья.

– Ну зачем же говорить неправду? – сказал тот, который выбрал Светку. – Мы ведь друзья?

– Надо же, друг детства объявился! – Светка мягко вывела свою руку из-под руки мужчины. – Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, как он тебя нагреет.

Сколько у нее было этих заготовок? Евдокия Анисимовна не переставала удивляться. Такой защитный набор житейских наблюдений. Однако сейчас ей было не до этих рассуждений. Она сгорала желанием посмотреть на того, кто выбрал ее, и никак не могла решиться. Смешно, без пяти минут старуха, она чувствовала себя как девочка перед грехопадением. Для нее грех также был важнее того, с кем она собиралась его совершить. Впрочем, у Евдокии Анисимовны не было таких планов, или, во всяком случае, она не отдавала себе отчета в намерениях. После стольких лет верного супружества оказаться в роли неопытной девчонки и не знать, с чего начать! Фанатичная верность мужу тоже, выходит, в определенном смысле род девственности. Это надо бы запомнить! Заранее предчувствуя смешной рассказ, Евдокия Анисимовна одновременно пыталась унять в теле легкую дрожь.

* * *

Мужчина заговорил первым:

– Революция наступила. Кто был ничем, тот станет всем. Будьте с нами. Не упустите момент. Лицензия номер пятьсот шестьдесят тысяч семьсот восемьдесят четыре.

– Что?! – закричала Евдокия Анисимовна. – Вы сумасшедший?

– Ничуть, – спокойно ответил мужчина. – Полюбуйтесь, это надпись на вывеске кафе. «Большевик» называется. Вы не против, если мы туда зайдем?»

– А где же?.. А где же Света?

– Они давно ушли.

– О, как у вас все устроено!

На Светку она сначала обиделась, но тут же простила: не на боевом же посту она ее бросила! Да и откуда той было знать, какая сложная погода сейчас внутри у подруги?

Мужчина ей показался приятным. Выше нее на голову (достижение, впрочем, невеликое – Евдокия Анисимовна была, можно сказать, миниатюрной; только крепкие ноги, красивые и в тапочках и на каблуках, да грудь, довольно пышная при ее стати горной козочки, выдавали в ней не подростка, а зрелую женщину). Мягкая курточка на, судя по всему, тренированных плечах, глаза с теплым зеленоватым оттенком и кудлатая голова, пересаженная от великана. Эта несоразмерность показалась ей трогательной. Бывают такие большеголовые дети и собаки, с забытой на морде улыбкой. Ну и уж во всяком случае, он был не из тех, про которых одна ее знакомая говорит: «Три рубля и пирожок с ливером».

Кофе зачем-то принесли сразу, и он остывал в стороне, пока они пили шампанское и Евдокия Анисимовна один за другим посылала в рот профитроли. Те так целеустремленно расположились на тарелке, как будто сбежались по чьему-то зову на водопой.

Володя (так представился мужчина) все время о чем-то ей рассказывал. Смысл почти не доходил, она слышала только голос и интонации. В них, слава богу, не было ни поспешной исповеди, ни концертных шуток. И не слушая, она как-то все же успела понять, что Володя воевал и что они во время путча создавали со своими ребятами отряды и снабжали баррикады бутылками с бензином.

– Простите, – сказал он, – разговорился. При чем здесь политика?

– Это вы от смущения, – успокоила его Евдокия Анисимовна.

– Вы думаете?

– Мы тоже всё, что могли, тащили тогда на баррикаду. На Вознесенском проспекте.

– Правда? Так и мы с ребятами там же базировались. Между Декабристов и Пирогова.

– Вы были все очень собранные, красивые и, что меня особенно удивило, трезвые.

– Мы тогда объявили сухой закон. Видите, так получилось, что у нас у всех вдруг оказалось одно, сравнительно недавнее прошлое. Это как пароль. Раньше спрашивали: чем вы занимались до семнадцатого года? А теперь: где вы были в августе девяносто первого?

– Раньше за правдивый ответ могли и расстрелять.

– Погодите, и у нас за этим дело не станет. Помните, тогда уже ходили стихи: «Товарищ, верь, пройдет она, пора пленительная гласности, и Комитет Госбезопасности запомнит наши имена». У одних народов мечты сбываются, у нас – анекдоты.

– Ой, сколько тогда всего в народе ходило! Присудить Сталинскую премию главному реакционеру года Савелию

Павлову. Впрочем, стоит ли возрождать премию ради одного человека?

– Ну конечно. А еще: когда модели Аганбегяна и Заславской закладывали в компьютер, он ломался. Помните?