Круг - [115]

Ванесса радуется как ребенок и опять готова разреветься.

— Обнимешь меня теперь? — спрашивает она.

Она не может больше ждать. Ей так хочется обнять его. Почувствовать его тепло.

Мелвин смотрит на нее своими большими глазами. Он очень боится, это заметно.

— Неть, — отвечает он.

Потом берет пингвина за крыло и топает прочь из комнаты. Амира смотрит на нее с сочувствием.

— Он просто застеснялся. Вы же так давно не виделись, — говорит Амира.

Ну, конечно, мама проболталась. И Никке наверняка сказал что-нибудь типа того, что эта противная девчонка живет с наркодилером и совсем съехала с катушек. Надо бы остаться, объяснить все Амире, перетянуть ее на свою сторону, но слезы душат Ванессу.

Поэтому она просто прощается и торопится прочь.

Детский сад расположен высоко на холме. Отсюда виден почти весь Энгельсфорс. Противный, дурацкий городишко, люди, которые думают, что живут в самом важном месте на земле. Боже, как она их всех ненавидит. Как хочет уехать отсюда!

Теперь можно плакать, но слезы как будто высохли.

Ей некуда идти. Она не хочет идти домой к Вилле и к Сирпе. Не может пойти к маме и Никке. У нее больше нет дома.

* * *

Мину стоит у библиотеки и пытается напустить на себя независимый вид. Звенит звонок с последнего урока. Но Густав пока не выходит. Их учитель наверняка опять затянул дискуссию.

Навстречу идет директор, направляясь прямо в сторону Мину.

— Что ты здесь делаешь? — спрашивает она, как будто стоять у библиотеки — это очень подозрительно.

Мину кажется, будто директриса украдкой косится на дверь класса.

— Я жду подружку.

Адриана медлит, глядя на Мину, но потом кивает и уходит.

Наконец в коридор начинают выходить одноклассники Густава. Мину нервно тычет в кнопки телефона, пытаясь сделать вид, что пишет важное сообщение.

Она не видит Густава до тех пор, пока он не оказывается прямо перед ней.

— Привет, — говорит он.

— Привет! А я тебя жду, — отвечает она самым нейтральным тоном, на который только способна.

Густав выглядит обрадованным.

— Правда?

Мину пытается сфокусировать взгляд на его переносице, между глаз, чтобы он думал, что она смотрит ему в глаза, как любой вежливый человек, которому нечего скрывать.

— Я подумала, может, увидимся в выходные, — говорит она, отчаянно надеясь, что он не истолкует ее предложение как приглашение на свидание. Уши так горят, что того и гляди свернутся в трубочку, как засушенные помидоры.

— С удовольствием. Что будем делать? — спрашивает он.

— Просто встретимся. Но к нам родственники приехали, — врет Мину дальше. — Может, встретимся у тебя?

Она старается говорить максимально естественно.

— Давай, конечно. В первой половине дня у меня тренировка, но в четыре я освобожусь. Тебе удобно?

— А у тебя будет кто-нибудь дома? — Вопрос звучит так двусмысленно, что теперь уже не только уши, но и щеки Мину заливаются красной краской. — Я имею в виду, если мы захотим поболтать. О Ребекке, ну и вообще. Не то чтобы мы обязательно должны о ней говорить. Но…

— Я понимаю, — отвечает он.

— Тогда до завтра, — говорит Мину.

Вдруг Густав подается вперед и обнимает ее, Мину с трудом сдерживается, чтобы не отпрянуть. Она помнит, как он притянул ее к себе там, в темноте у виадука. Но это объятие совсем другое.

— Я так рад, что мы увидимся, — произносит он, отпуская ее. — Мне казалось, ты избегаешь меня.

Мину снова концентрируется на его переносице.

— Совсем нет! — говорит она. — С какой стати?

49

Ребристые стены холла выкрашены в депрессивный мятно-зеленый цвет. На уровне пояса кто-то нарисовал полоску орнамента с веселыми уточками. От этих уточек и стены, и сама комната почему-то кажутся в тысячу раз противнее.

Анна-Карин сидит на софе и смотрит в пространство перед собой. За дверью бегает туда-сюда медицинский персонал. Некоторые врачи и сестры разговаривают друг с другом чересчур громко, как будто забыв, что это больница, что здесь лежат и умирают люди. Слышно, как попискивают и громко звенят в палатах сигналы о помощи.

Анна-Карин снова смотрит на уточек. Улыбаясь друг другу вздернутыми клювами, они радостно маршируют под какую-то задорную музыку. Анна-Карин вдруг понимает, почему утки производят на нее такое тягостное впечатление: в этой комнате люди переживают за своих близких, с которыми случилось несчастье. И кто-то решил при помощи веселых рисунков поднять этим людям настроение. Как будто бодрые утки могут что-то исправить.

Медбрат с руками, испещренными безвкусной татуировкой, заглядывает в комнату и приглашает Анну-Карин следовать за ним. Они закончили брать у дедушки анализы, теперь можно пройти в палату.

Анна-Карин идет за медбратом по коридору, и ей кажется, будто все на нее косятся: Смотрите-ка, идет. Ни разу не навестила своего бедного дедушку. Хороша внучка.

Медбрат останавливается перед дверью палаты и жестом показывает Анне-Карин, что она может зайти.

Анна-Карин смотрит на открытую дверь. Больше всего ей сейчас хочется убежать отсюда. Пронестись сломя голову по длинным коридорам, выбежать на свежий воздух, прочь от запаха больницы и больных тел. Прочь от дедушки.

Дедушка.

Она идет мимо медсестры. Тщательно моет руки в маленькой раковине у двери, до самых локтей натирается дезинфицирующим средством из бутылочки на стене.