Круг одного - [53]

. Что связывает команду, посланную прикончить меня в гетто, и Фредди Барнса? Почему Эразм Трейнор был готов убить меня? Скорее всего из-за денег — но у Фредди их не было.

И почему, скажите на милость, Деррику Тренту так не терпелось закрыть это дело? Почему у него оказался с собой ситоген в ночь, когда убили жену ван Меера? На что ему ситоген?

Теперь Ричард. Официальное расследование ни к чему не привело, хотя полиция, вероятно, и бомбу пришьет бедному Фредди Барнсу. Я закрываю глаза и вижу снова:

Он машет мне, а потом гремит взрыв. Куски стекла, мебели, аппаратуры, смешавшись с его телом, падают ко мне вниз — то, что происходит в эту долю секунды, страшнее смерти Ады Квинн, которую я наблюдала издалека.

Явная невиновность Ричарда поражает еще больше, чем его гибель. Нейроинтерфейс открыл бы мне доступ ко всем его мыслям, хотела я того или нет. Возможно, его предложение имело целью объявить о своей невиновности — отчасти мне хочется, чтобы так и было. Потому я и не отказалась сразу, надеясь, что настоящая близость сведет мои инстинкты к нулю.

Но случай был упущен безвозвратно. Те долгие промежутки молчания между нами, спокойнее и утешительнее которых я не знала ничего…

<без пяти минут любовник сгорел в огне, пустота, не просто одиночеством>

Все пропало. И если «Целлюдин» и правда сотворил чудо, мне до него уже не добраться.

Загорается огонек телефона, и я отвечаю, не задумываясь. Индикатор указывает, что видеосвязи не будет. Я думаю, что это Диди.

Но увы, в моем рассказе еще осталось место для пары сюрпризов. Голос, искаженный электроникой, произносит:

— Хочешь жить вечно?

Последний вопрос. Окончательный ответ. Адрес недалеко от бобовой фермы Диди — снова не в лучшем районе подвластного закону Лос-Анджелеса.

С меня довольно. Я беру оружие, выключаю свет и выхожу.

Филип ван Меер встречает меня у входа в сборное строение из гофрированной стали. На нем комбинезон в темных пятнах. Без единого слова он приглашает меня войти.

Внутри пусто — относительно по крайней мере. Никаких суперскоростных автомобилей смерти из эпохи двигателей внутреннего сгорания. Какие-то станки, вилочные подъемники, все в этом роде. Ничего страшного, если не считать бессвязного потока, льющегося из головы Филипа ван Меера.

— Нужно спуститься вниз, мисс Шестал.

Он зажигает электрический фонарь, и в луче пляшут пылинки. Участок пола, на котором мы стоим, начинает опускаться.

— Боюсь, что больше не смогу сохранить свою тайну. Слишком много всего произошло. — Я улавливаю его мысли — он думает о Риве Барнс. — Я сказал вам, что «Целлюдин» занимается генной терапией и разрабатывает микрокапсулы для оздоровления организма и продления человеческой жизни. Это была ложь — по крайней мере в то время.

— Вы были любовником Ривы? — Вопрос предназначен для того, чтобы сбить с рельсов его мысль. Он кивает.

— Видите ли, то, что искусственно помещается в человеческий организм, не может приносить пользу долго. Организм — слишком сложная структура для столь нехитрого вмешательства.

— Почему вы говорите мне об этом теперь?

— Между нами больше не должно быть секретов. Вас использовали так же, как и меня.

Наша платформа резко останавливается, и стены шахты расходятся.

— Поэтому мы, получив соответствующую финансовую поддержку, приступили к работе над более масштабным проектом. Мы решили, что для достижения нужных результатов необходим биологический агент.

— И это — ваша тайная лаборатория?

— Нет. Не совсем, — качает головой он. Зажигается свет. — Мы называем это анатомическим театром.

Похоже на «бобовую ферму» — сотни серебристых капсул тянутся рядами, насколько видит глаз.

— Анатомический театр? Значит, все это… трупы?

— Часть нынешнего урожая. Позвольте мне объяснить. Я сказал, что мы пришли к мысли о биологическом агенте, но вы не дали мне объяснить, для чего он нужен. — Я киваю, не сводя с него глаз. Он говорит, понизив голос, почти благоговейно: — Продление жизни. Ключ к нему следует искать в биосинтезе, в возникновении жизни на планете. Что-то должно было держать протоорганизмы вместе достаточно долго, чтобы развилась сложная метаболическая машинерия жизни. Мы начали с наблюдения за простейшими формами жизни, возникшими около трех с половиной биллионов лет назад, а от них двинулись еще дальше в прошлое.

Мы идем по проходам между серебристыми капсулами. Сквозь прозрачные крышки видно, что в них во всех лежат трупы. Трупы темнокожих людей.

— Обмен веществ и сама жизнь требуют изоляции от окружающей среды. Мембраны, созданной из липидов и белков. Первые мембраны умудрились сформироваться при первых же благоприятных температурных условиях, когда планета остыла. Должно быть, они были способны сохранять жизнь еще до начала жизни, пропуская лишь те химические вещества, который первые протоклетки находили полезными для своих внутренних процессов.

Капсулы едут по конвейеру. Вот одна из них открывается, и тело подается на секционный стол, обслуживаемый исключительно роботами. Пила вгрызается в кость, и на теле делается надрез. Оно принадлежит чернокожему низкорослому мужчине лет тридцати пяти.

— Эволюция требовала преобразования этих первых мембран в нечто менее прочное. Это единственное несоответствие в поступательном биологическом процессе эволюции — ей требовались организмы с более кратким жизненным сроком, чтобы вносить генетические поправки в биллионы поколений. Информация о том, как создавались первые мембраны, используя то, что называется у нас универсальным белком, была утеряна.