Кровное родство. Книга 1 - [83]

– А когда вы расстались? – робко поинтересовалась Клер.

– Довольно скоро – через несколько месяцев. Она сбежала в Торонто с одним парнем, но тут обнаружилось, что она беременна от меня – на четвертом месяце. Ну, парень и бросил ее. Я больше с ней не виделся. А ребенок родился мертвым.

– Мне жаль, Сэм, – сказала Клер. Но на самом деле она почувствовала облегчение: слава Богу, не будет ни угроз, ни страстей, ни соперничества. – Но как же все-таки ты стал продюсером?

– Я поступил в вечернюю школу, чтобы научиться писать сценарии, а в один прекрасный день взял и отнес главному редактору литературной части „Парамаунта" целую папку рецензий, которые делал когда-то для „Метро-Голдвин-Майер". Через несколько месяцев им понадобился помощник редактора, и взяли меня. – Сэм счел излишним посвящать Клер в такие подробности, как его бурный роман с Роной, заведующей литературной частью.

– А потом?

– В сорок восьмом году мне в руки попал один сценарий на морскую тему под названием „Жизнь среди океанских волн". Я оценил его как „ЧС".

– „ЧС"? А что это такое?

– „Чушь собачья". В общем, мы его не взяли. А потом я познакомился с автором…

Сэм позвонил ему, представившись независимым продюсером, особо заинтересованным в морской тематике, и они договорились пообедать вместе в „Чейзенз". За обедом Сэму удалось убедить этого парня подписать контракт, предоставлявший ему, Сэму Шапиро, на три года эксклюзивные права на заново переписанный сценарий, а также пятнадцать процентов от той суммы, за которую Сэму удалось бы его продать. Сценарист согласился также на половинное участие Сэма в доходах, потому что, в конце концов, он ничего не терял: все, кому он предлагал прежде свой сценарий, отвергли его, а сейчас, в случае удачи, даже его агент оказался бы в выигрыше.

– Мы переписали сценарий в расчете на костюмный фильм, – продолжал Сэм, – и назвали его „Выжиматель ветра". Я уговорил… одну знакомую показать его своему шефу; тот прочел и пожелал приобрести его, но я сказал, что хочу делать этот фильм сам. Студию такой вариант не устроил, но они показали сценарий Богарту, и он ему понравился. Вот тут-то „Парамаунт" и согласился на мои условия, а я согласился на их деньги. Они дали мне в ассистенты опытного парня… „Выжиматель" здорово пошел. Потом мы с Боги сделали „китобоя", а уж после этого не я приходил к ним с предложениями, а они начали приходить ко мне. Ты хочешь знать еще что-нибудь?

– А у тебя были… еще жены? – тихо спросила Клер. Сэм рассмеялся и поцеловал ее в лоб.

– Значит, рот до чего ты на самом деле докапывалась! Да, была еще одна. В общей сложности на моем счету два брака – для Лос-Анджелеса это совсем не много. Мы с Луизой были вместе пять лет, потом поженились и протянули еще три года. Детей не было.

– Это все?

– Все. Честное слово.

– Ума не приложу, как рассказать бабушке, – задумчиво проговорила Клер.

– А есть ли необходимость рассказывать ей прямо сейчас?

Съемки „Пшеничных гонок" были закончены; наступил этап монтажа и озвучивания. На него ушло три месяца. То было время, когда все занятые в производстве картины работали как сумасшедшие, но это всеобщее сумасшествие направлялось железной рукой Сэма в единое русло и к единой цели: фильм должен был выйти на экраны к Рождеству.

Несколько раз Сэм летал в Лос-Анджелес: вначале договариваться с кинотеатрами о стоимости и времени проката, потом для организации предварительных просмотров, во время которых они с режиссером сидели в зале среди зрителей и, наблюдая за их реакцией, при свете карманных фонариков делали в блокнотах пометки: такой-то эпизод слишком затянут, в такой-то момент публика вдруг начала смеяться или, наоборот (что еще хуже), не засмеялась там, где ей полагалось бы это сделать.

Пока Сэм был в Лондоне, Клер также чувствовала себя втянутой в круговорот страстей и достигавших порой драматического накала событий вокруг „Пшеничных гонок". То был мир, в котором жил Сэм. Но когда он уезжал, в жизни Клер возникала пустота – вокруг нее и даже внутри нее самой. Ей было так плохо, что по утрам она через силу заставляла себя вставать с постели. За это время Клер поняла, что столь же страстно, как она влюблена в Сэма, он влюблен в свою работу, которая, в отличие от других, требует полной самоотдачи, поглощает все время и все мысли того, кто ей предан. Временами Клер ловила себя на том, что слегка ревнует.

За месяц до выпуска картины Сэм снова полетел в Лос-Анджелес, чтобы организовать рекламную кампанию, подключить прессу, радио и телевидение. Клер, как обычно, провожала его в аэропорт. Уже за барьером Сэм оглянулся. Клер помахала ему. Ее худенькое личико показалось ему таким грустным, что он снова подошел к разделявшему их барьеру и, перегнувшись через него, сказал:

– Я готов на что угодно, лишь бы ты улыбнулась. Знаешь что? После премьеры в Англии я сам расскажу обо всем твоей бабушке.

Понедельник, 3 ноября 1958 года

Большинству мужчин смокинг к лицу; не составлял исключения и Сэм. Он был просто неотразим, когда появился на Честер-Террас, в квартире Элинор, чтобы отвезти дам семьи О'Дэйр в кинотеатр „Одеон", где должна была состояться премьера „Пшеничных гонок". Глаза Сэма блестели от возбуждения; он предвкушал успех. О новом фильме уже много говорилось и писалось – главным образом одобрительно, да и умело организованная рекламная кампания обещала хорошие результаты.