Кровавый след на песке - [41]

— Объясните мне это.

Сэмми напустил на себя важный вид. Затем объяснил на жаргоне завсегдатая светских раутов:

— У Сайма возник невроз принуждения, он не может этого не делать. Он зациклился на той девушке, которая была убита в прошлом году.

— Что это за девушка? — спросил я, стараясь, чтобы мой голос не выдал охватившего меня волнения.

— Девушка, которую нашли на пляже с пулевыми ранами. Это произошло как раз здесь, внизу. — Жестом он указал на океан, который был не виден и который раскинулся за границами освещенного пространства. — Сайм был к ней очень привязан.

— Интересно, если это действительно так.

— Дьявольщина. Вы можете поверить мне на слово. Я находился у Сайма в то утро, когда ему сообщили это известие. У него в кабинете стоит телетайп — он всегда все хочет знать первым. И когда он увидел ее имя в ленте, то побелел, как лист бумаги, образно выражаясь. Закрылся в своей личной ванной комнате и не выходил оттуда в течение часа. А когда все же вышел, то сослался на головную боль с похмелья. У него действительно наступило похмелье. Он стал сам не свой с тех пор, как погибла эта девушка. Как же ее звали? — Он попытался щелкнуть пальцами, но у него это не получилось. — Габриэль, кажется.

— Я что-то припоминаю об этой, истории. Не была ли она слишком молодой для него?

— Черт, он находится в таком возрасте, когда старики начинают по-настоящему охотиться за юными девицами. Впрочем, Сайм не так уж и стар. Он поседел лишь в прошлом году, и это произошло именно из-за гибели девушки.

— Вы уверены в этом?

— Конечно, уверен. В ту весну я пару раз видел их вместе, а у меня, приятель, на эти вещи глаз навострен. Именно этим писатель и отличается от вас, простых смертных.

— Где вы их видели?

— Где-то тут и один раз в Вегасе. Они лежали у бассейна шикарного отеля -и курили общую сигарету. — Он посмотрел на тлеющий кончик своей сигареты и щелчком послал окурок в воду. — Может быть, мне и не стоило бы рассказывать школьные приключения, но вы не будете ссылаться на меня, к тому же все это — дела давно минувших дней. За исключением того, что он продолжает эти дурацкие выходки со спасанием. Он как бы снова инсценирует ее смерть, понимаете, пытаясь спасти ее. Но учтите, он это делает только в подогретом бассейне.

— Несомненно, вы излагаете свою собственную версию.

— Да, но это вполне логично, — произнес он с некоторым фанатизмом. — Я наблюдаю за ним много лет, как некоторые смотрят на мух на стене, и я изучил его. Для меня он — открытая книга.

— А кто написал эту книгу? Фрейд?

Казалось, Сэмми меня не слышал. Его взгляд блуждал по противоположной стороне бассейна, где Графф продолжал позировать фотографу, рисуясь перед девушками. Удивляюсь, как это люди никогда не устают позировать. Сэмми сказал:

— Если хотите, можете назвать меня злодеем греческой мифологии, Эдипом. Я действительно ненавижу этого ублюдка.

— Что он вам сделал?

— Это связано с тем, как он корежит Флобера. Я пишу сценарий о Карфагене, уже шестой вариант, а Сайм Графф торчит у меня над душой. — Он сердито передразнил Граффа и его акцент: — Мато — молодой вожак, мы не можем позволить, чтобы он умер при нас. Мы должны сохранить ему жизнь ради девушки. Это — главное. Я понял, наконец-то, я понял. После того, как его изрубили в бою, она выхаживает его, возвращает здоровье, как вам это нравится? Мы ничего не потеряем от такого варианта, но выиграем в душевности повествования, в качестве такой душевности. Саламбо воскрешает его, понимаете? До этого юноша был своего рода революционер, но его спасают от него же самого воздействием на него добродетельной женщины. Он завершает свою миссию, обрушиваясь на дикарей. Девушка смотрит на эту сцену с расстояния в пятьдесят ярдов. Они обнимаются. Женятся. — Сэмми вздохнул и обратился ко мне: — Вы когда-нибудь читали «Саламбо»?

— Очень давно, в переводе. Я не помню сюжета.

— Тогда вы не поймете, о чем я говорю. «Саламбо» — это трагедия, тема этого произведения — разлука. И вот Сайм Графф приказывает мне присобачить фильму счастливую концовку. И я пишу сценарий, как он велит. Господи, — воскликнул он с удивлением, — именно так я изобразил все в сценарии! Почему же я так издеваюсь над собой и над Флобером? Ведь когда-то я боготворил Флобера.

— Из-за денег? — подсказал я.

— Конечно, деньги и только деньги. — Он повторил слово «деньги» несколько раз, на все лады склоняя его. Казалось, он находил в нем новые оттенки, значения, подспудный смысл, в его голосе слышались слезы. Но он был слишком нестойкий и мягкотелый и не мог долго контролировать свои эмоции. Он стукнул себя по лбу, между глаз, и хихикнул. — Ну что же, что толку хныкать над пролитой кровью. Не хотите ли выпить, Лью? Не хотите ли стаканчик пивка «Данзигер Голдвассер»?

— Подождите минуточку. Вы не знакомы с девушкой, которую зовут Эстер Кэмпбелл?

— Я встречался с ней здесь.

— В последнее время?

— Нет, давно...

— Вы не знаете, какие у нее отношения с Граффом?

— Понятия не имею! — ответил он довольно резко. Эта тема насторожила его, и он стал строить из себя клоуна. — Никто мне ничего не рассказывает, я здесь просто интеллигентный мальчик на побегушках. Бесполезный интеллигентный мальчик на побегушках. Споем? — Он начал импровизировать хриплым тенором: — Он так опасается, но так в нем нуждаются, он все понимает, он весельем нас награждает. Это интеллигентный... но бесполезный... но, ох, такой сексуальный... интеллигентный исполнительный паренек... Догадайтесь, кто этот элегантный человек?