Кровавый романтик нацизма. Доктор Геббельс, 1939–1945 - [164]

Однако перед народом ему, как и прежде, приходилось вставать в позу героя. В последнем номере «Рейха» – последнем, который появился в газетных киосках, – он поместил статью под заголовком «Ставка ценой в собственную жизнь». Он спрашивал читателя: «Возможно ли не задумываться о том, как жить дальше, при таких обстоятельствах? – И затем продолжал: – Люди желают видеть примеры, способные их вдохновить… Итак, пришел час решения… Давайте же встретим его со свойственными нашему народу достоинством и прямотой. Мы преодолеем суровые времена нашей истории, если соберем воедино все наши силы. Но решающим фактором на войне всегда остается поставленная на карту жизнь каждого из нас».

Итак, величайший из циников, устав от жизни, дает понять, что готов принести себя в жертву во имя отечества. Если бы он мог думать только о себе, то, вероятно, предпочел бы покончить с собой втайне. Можно легко представить, как человек, достигший всего, к чему стремился и чего желал, уединяется с хорошей книгой и бутылкой коньяка и тихо сводит счеты с жизнью. Однако Геббельс не мог себе позволить уйти так просто. Он воспевал так много героев и псевдогероев, он так настойчиво требовал героизма от других, что уже не мог сойти со сцены без торжественных звуков фанфар. Он должен был сделать именно то, что он уготовил фюреру: он допишет последнюю сцену великой трагедии и сыграет ее.

Но как уйти из жизни, чтобы произвести наиболее сильный эффект?[122] Покончить с собой в последнюю минуту? Погибнуть в битве за Берлин, размахивая на баррикаде флагом со свастикой? Или просто закрыться вместе со всей семьей в бомбоубежище и взорвать его?

Итак, то, каким образом он уйдет из жизни, стало для него наиглавнейшим вопросом и, по его же мнению, приобретало принципиальное значение для всей нации. Опять мы слышим его вечный лейтмотив, его «страстное желание оказать влияние на грядущие поколения». Еще в юности он старательно играл героическую роль, но теперь пьеса стала слишком серьезной, а потому только в смерти ему будет дано стать настоящим героем.

Он сказал своему секретарю, что его жена и дети уезжали в Тюрингию, но затем вернулись в Шваненвердер. «Они мне нужны здесь, их присутствие поможет мне исполнить мое решение», – признался он. Это было не совсем так. Его семья не была эвакуирована в Тюрингию, а всего лишь переехала в Ланке, когда городской особняк Геббельса заполонили толпы сотрудников министерства. Потом, когда Ланке оказался в пределах досягаемости русской артиллерии, его близкие перебрались в Шваненвердер. Даже в своем дневнике Геббельс не писал всей правды. Однако по сути его слова не были ложью, а только слегка приукрашенной правдой: он решил до самого конца оставаться в Берлине.

Но как же Гитлер?

Гитлер тоже решил остаться. В последнее время он стал до крайности неуверенным в себе и частенько менял уже принятые решения на противоположные. Поэтому не было известно наверняка, что он окажется стойким в том деле, которое для Геббельса – и для грядущих поколений – имело такое важное значение. Геббельсу приходилось постоянно поддерживать решимость фюрера, и одного этого было достаточно, чтобы не покидать город.

15 апреля Гитлер сочинил воззвание на восьми страницах, обращенное к солдатам восточного фронта. Как рассказывала Инге Габерцеттель, читая его, Геббельс недовольно ворчал. Он то исправлял, то вычеркивал зеленым карандашом целые части рукописи, затем, не в силах сдержаться, швырнул речь в корзину, снова извлек ее оттуда и стал перечитывать, но в конце концов просто продиктовал новый текст, в обычном для него стиле, совершенно не похожем на манеру Гитлера. Вот характерные примеры из этого воззвания: «Большевизму суждено повторить судьбу древних азиатских народов – он истечет кровью у ворот столицы рейха. Берлин останется немецким, Вена вновь станет частью Германии, а Европе никогда не бывать русской. Теперь, когда Провидение позаботилось об участи величайшего военного преступника всех времен (то есть Рузвельта), война достигла своего поворотного пункта».

Геббельс не счел нужным представить Гитлеру на одобрение новый текст воззвания. Это показывает, до какой степени изменились отношения между фюрером и его восторженным почитателем. В глазах Геббельса Гитлер уже давно сошел с пьедестала вождя и превратился в марионетку, которой надо было манипулировать в соответствии с требованиями обстановки[123]. Приближался день рождения Гитлера, и, как и в предыдущие годы, Геббельс написал юбилейную статью. Но даже в ней он не преминул подтолкнуть Гитлера к героической кончине, которую сам же ему предназначил. «Германия была и остается страной, где торжествуют верность и сплоченность народа, – писал он. – Ей предстоит отмечать свой величайший праздник в час великой опасности. Летописцы нашей эпохи не смогут записать в анналы истории, что нация покинула своего фюрера или фюрер покинул свой народ».

19 апреля, накануне публикации статьи, Геббельс в последний раз провел пресс-конференцию. В кинозале его особняка собрались двадцать пять журналистов и около десятка человек из департамента радиовещания. Круг был довольно узок, все были в некотором роде «свои», и они надеялись на конфиденциальную информацию. Отбросят ли захватчиков от Берлина? Применят ли, наконец, новое оружие? Справедливы ли слухи о том, что с западными союзниками ведутся переговоры о перемирии?