Кровавый рассвет (=Ветер, несущий стрелы) - [3]

  И правда, спешились! Понятное дело: на коне по зарослям не полазишь. Меченосцы впереди шли в полный рост, как на параде. Всем своим видом они будто бы говорили: "Мы вас заметили, нападете - вам же хуже!" Моррест навел винтовку на переднего - рослого мужика в полном доспехе и с мечом, поймал в прицел грузное, и не от жира, а от мускулов, тело. Ловко прикрываясь щитом (ну, это уж лишнее - от усиленного винтовочного патрона образца 1908 года не спасет и бронежилет), латник вертел головой, обшаривая взглядом кусты. Сбоку от него свою полусферу пас напарник; третий двигался сзади, зато держал в руках метательный нож. Атас. Если подпустить ближе ста метров, лучники и ножеметатель завалят без вариантов. Дай им только увидеть цель. Нет, лучников надо валить первыми, они единственные представляют настоящую опасность. Ну, имей вас всех Справедливый разными способами...

  Моррест плавно потянул курок. По ушам стегнул грохот выстрела, приклад неожиданно сильно ударил в плечо. Блин, точно синяк будет. Так, а с этими-то что?! Долететь стрелы еще не могли, но Моррест откатился в самые кусты, кое-как прикрыв глаза от крапивы. Не слыша топота сапог, не замечая впереди никакого движения, Моррест рискнул осторожно выглянуть из засады.

  Сомкнув щиты, храмовники отходили назад, к повозкам. Наверное, они так и не поняли, отчего вдали сухо треснуло, а в кустах далеко вверх по склону мелькнула чуть заметная вспышка. Но один из лучников, хрипя от боли, повалился в окровавленные кусты. Плащ на животе, надетый поверх кольчуги, уже набряк кровью. Оправившись от шока, напарник убитого попытался уйти с линии огня... И лук с резким хрустом ломается: второй раз Моррест промазал - но, оказывается, пуля перебила лук. С проклятьем отбросив остатки лука, воин выхватывает недлинный меч. Так, один уже не так опасен, а второй? А второй, похоже, вообще отбегался. С пулей в животе не живут... Если, конечно, нет возможности срочной госпитализации. А умирают долго и страшно. Теперь этот с...ный ножеметатель. Держит, гад, нож наизготовку, чуть неосторожно двинешься - и получишь пять вершков стали в горло. Кончать надо с ним... Проклятье, куда патрон укатился? А, ладно, в обойме еще есть.

  ...Готовясь к бою, Моррест опасался, что страх пригвоздит его к земле, не даст стрелять и менять позицию. Но нет, все страхи остались где-то далеко, едва прозвучал первый выстрел. А менять позицию, похоже, не надо вообще. С винтовкой Мосина сиди себе между колючих кустов шиповника, да отстреливай правдюков. Как в тире... Остался лишь азарт, холодная ненависть к этим храмовникам ("Вы бы так с алками воевали!") и горячее, острое желание спасти из их лап Эвинну. Второй лучник подобрал оружие убитого - но на этот раз Моррест попал точно в грудь. Пуля аж отшвырнула с тропы уже мертвого врага. Патрон!...

  Его напарники замешкались. То, что двое отборных воинов вышли из строя, а один уже не дышит, могло означать лишь одно: они столкнулись с чем-то таким, что перевесило многолетнюю выучку и боевой опыт. Значит, дальше лезть - значит заработать новые потери. И гром этот, здорово смахивающий на кару Богов... Тем более, что и задание у них не очистить высоту от противника, а доставить пленницу в Гвериф. А с непонятным пусть разбираются жрецы. Только подобрать раненых, и...

  Храмовники отходили грамотно, прикрывшись щитами. Будь у Морреста автомат, их можно было бы положить одной точной очередью. С винтовкой тоже проблем не было - они так и не подобрались ближе пятисот метров. Стреляй себе, а патронов еще десять штук.

  Бабах! Рослый щитоносец, будто получив подножку, валится назад. Бабах! И с головы его напарника срывает горшкообразный шлем, а из-под шлема брызгает красным. Самое умное, что они сейчас могут сделать - наплевать на устав Храма и драпать далеко и быстро. Тогда Моррест не станет их трогать, ему чем дальше, тем меньше нравилось это избиение.

  Бах! Промах... А патрончиков-то осталось всего одиннадцать - не потому, что дед Игнат оказался скупердяем, просто у него больше не было, он и эти-то невесть где достал. Больше мазать нельзя. Уже ни на что не надеясь, правдюки отходили к повозкам. И гибли, гибли, гибли... Будь у противника луки, они бы рассыпались, залегли, начали отстреливаться. Но невидимая мгновенная смерть, непонятно откуда летящая и недосягаемая даже для лучников, разом вышибла из голов годы учебы, а потом опыт десятков боев. Остались инстинкты, а они повелевали не драться, а спасаться. Не рискуя промахиваться, Моррест тщательно выцеливал каждого из вояк. И безжалостно жал на курок. По-человечески он им даже сочувствовал - другое дело, что оставить их в живых - не мог. Если хоть один подберется к нему на дистанцию удара мечом (или броска ножа или копья) - Эвинна свободы не увидит.

  Бух! Сменить обойму! Бу-ух! Бубух! Возница и оруженосцы так и не успели понять, что к чему и принять меры: например, убить пленницу, чтобы ее не освободили. Полутонный удар пули снес возницу с облучка и швырнул в пыль лицом, вокруг головы пыль стремительно темнела. Оруженосцы метнулись к упавшему - и распростерлись сверху один за другим. Ну все, теперь, кажется, осталось только освободить Эвинну. Даже если из храмовников кто-то не убит, они уже не смогут помешать. Значит, и незачем добивать, хоть и остались восемь последних патронов к винтовке - то, что осталось, и еще обойма. Моррест встал. Да, мосинка поработала на славу, доказав, что на тульских оружейных заводах свое дело знают. Но вряд ли стоит показывать ее Эвинне. Восемью патронами войну не выиграешь - что тешить ее бесплодной надеждой на чудо-оружие?