Кровавый источник - [32]

Парень вновь прервал сумбурный поток его мыслей, сообщив, что они достигли цели.

Целью оказался двухэтажный терем, перестроенный из ветхого барака, с яркой надписью под старославянский шрифт на фасаде: «Украшения из дерева и камня».

Люди непосвященные вряд ли додумались бы, что именно в этом, самом своем неприбыльном магазине Данила Охлопков разместил офис. Расчет был верен. Он теперь имел шесть магазинов, по числу организаций в городе, и платил всем. Офис же разместил под самой, как он считал, надежной «крышей», у Лося. В этом же районе купил себе квартиру и даже женился на дочери одного из авторитетов в команде Лося.

Минуя торговый зал магазина, Геннадий Сергеевич поднялся по узкой деревянной лестнице на второй этаж. Без стука распахнул дверь. Данила со сладенькой улыбкой развалился в кресле. Напротив сидело хрупкое создание, по-видимому, секретарша. Она пыталась в чем-то его убедить, кокетливо подергивая плечиками и эффектно куря сигарету.

Он вошел, когда прозвучала фраза:

— Ну, Дань, я же не могу ему бесконечно мозги…ть!

При виде Балуева улыбка улетучилась, Даня подтянулся в кресле и даже зашелестел бумагами.

— Я, кажется, помешал? — Гена бесцеремонно уселся рядом с хрупким созданием.

— Оставьте нас, Ниночка. После договорим.

Она недовольно посмотрела на Балуева, дернула на прощание плечиком и растворилась, напустив в кабинет сигаретного дыма.

— Развлекаешься? — ухмыльнулся Геннадий.

— Мог бы и позвонить, — укоризненно заметил Охлопков.

— Э, нет, мой милый! По телефону у тебя вечно что-нибудь горит, а на самом деле шуры-муры с секретаршами!

— Ты по делу? — перевел разговор Данила.

— По делу. Как ты себя чувствуешь?

— В смысле?

— В смысле — не напрягает ли тебя твоя деятельность свободного художника?

— Что ты хочешь этим сказать? Не юли! — Охлопков явно перепугался.

Балуев выдержал паузу. Его забавляло, что у собеседника задергалось веко.

— Грядут большие события, Даня. И я боюсь, как бы ты не оказался в куче дерьма!

— Что? Опять? — Он соскочил с кресла и забегал по кабинету. — А при чем тут я? При чем тут я? Ответь мне! У вас давняя любовь со Стародубцевым, а мне на хрена этот геморрой?

— Значит, ты уже в курсе?

— Думаешь, трудно догадаться?

— Раньше ты был менее догадлив, когда открыл халабуду с мебелью на территории Потапова!

— Дурак был! — взвизгнул Данила. — Молодой, неопытный! Но сейчас я не дам втянуть себя в авантюру! С меня спрос маленький! Я всем исправно плачу — и вам, и Стару!

— Платишь-то ты исправно… — Балуев внимательно разглядывал золотую печатку на своем пальце, будто видел ее впервые. — А вот про старый долг Мишкольцу совсем забыл.

При этих словах Охлопков перестал бегать по кабинету. Сел на стул, опустил голову, свесил руки и тяжело задышал.

— Три с половиной года Володя деликатно ждет, когда ты с ним расплатишься. Ни единым звуком не напоминал он тебе о долге. О таких долгах не напоминают. Он ведь не взял с тебя расписки. Разве можно было взять расписку с тонущего? Он ждал, когда ты встанешь на ноги. Ты открыл один за другим шесть магазинов. Купил квартиру. Женился. Все это замечательно. Чего же ты еще ждешь? Когда прогремят иерихонские трубы?

— Я все помню, Ген, — промямлил Данила, — и того, что сделал для меня Володя, никогда не забуду. Но поверь, я не настолько твердо стою на ногах, чтобы сейчас расплатиться. Я плачу всем, ты же знаешь!

— То, что ты платишь всем, — это твое личное горе. Чего тебе не сиделось под одной «крышей»?

— Я испугался тогда. У вас ведь началась смута в организации…

— И ты тут же пошел и упал в ножки Стару! Тут же! После той субботы у Мишкольца! Какая ж ты дешевка, Дань!

— Можешь обзываться сколько угодно! Я — свободный коммерсант, а не партизан товарища Грома! И не собираюсь участвовать в ваших разборках! Не надейтесь! — Он вновь осмелел и раскричался — Если вам нравится грызть друг другу глотки — грызите! А я тут при чем? Мое дело — сторона…

— Ты это уже сегодня говорил. Успокойся. Никто от тебя не требует, чтоб ты носился по городу с автоматом и орал: «Газы!» Но согласись, что кое-чем ты нам обязан. И мы вправе кое-что потребовать. Не век же нам быть деликатными, хоть ты и привык к этому.

— Чего ты хочешь? — прямо спросил Охлопков. На его кислом лице уже был написан ответ.

— Совсем немногого. — Геннадий вынул из кармана портсигар и передал его Даниле.

Тот принял портсигар в полном недоумении, но, взглянув на него, понял все. Портсигар был сделан из чистого золота самой высокой пробы. На нем неизвестный ювелир изобразил лося. Рога сверкали бриллиантами, вместо глаза зеленел изумруд.

— Ты сведешь меня с ним, — отчеканив каждое слово, произнес Балуев. — Нам необходимо заручиться его поддержкой на случай войны.

— Я что-то плохо это себе представляю, — хмыкнул Охлопков, вертя в руках портсигар.

— Посоветуйся с женой, Даня. Она подскажет, как лучше это сделать. И не забудь ей рассказать про еврейскую субботу. Правда, есть опасность, что после этого она подаст на развод, — ухмыльнулся Гена.

— Ладно, хватит болтать! — оборвал его «свободный художник и коммерсант», пряча портсигар.

— Я позвоню завтра.

— Ты с ума сошел?!