Кровавый апельсин - [85]

Теперь я в Линкольнс-Инн-Филдс, зелень заглушает шум машин. Я иду в кафе и покупаю себе кофе. Сажусь на террасе. Холодно, но небо ясное, а мне нужны тишина и покой. Я смотрю на крыши Линкольнс-Инн[23] и вспоминаю, как ужинала здесь, свечи и порт, часовню, где проповедовал Джон Донн. Тут Карл впервые увидел мое лицо, а я его, наши сердца были простыми и верными друг другу, или так я думала. Но теперь эти отражения искажены, как в кривых зеркалах на ярмарке. Я начинаю гуглить семейное право и условия опекунства, но останавливаюсь и кладу телефон на стол. Знаю, что Карл не прав по закону, что ни один судья не помешает мне разделить опекунство над Матильдой, но я также понимаю, что он выполнит свою угрозу, как только я начну спорить. Я провожу рукой по лицу. Голова раскалывается от всех этих противоречивых мыслей.

– Элисон.

Звук моего имени привлекает мое внимание. Я оглядываюсь.

– Элисон.

Мгновение я не вижу, кто это. Ветер задувает волосы на глаза, сбивая меня с толку.

Она выходит вперед и берет меня за руку. Я убираю волосы с лица и вижу, что это Кэролайн Напьер. На мгновение у моих ног разверзается бездна, и я падаю за край. Потом восстанавливаю равновесие. Она не знает, что́ я знаю. Все в порядке.

– Кэролайн, привет. Прости, задумалась.

– Я увидела тебя и собиралась уйти, но решила, что нужно поговорить.

Я присматриваюсь к ней. Она выглядит плохо, волосы грязные, кожа покрыта пятнами на подбородке. Я словно бы смотрюсь в зеркало.

– Все в порядке? – спрашиваю, надеясь, что мой голос звучит профессионально, отстраненно, а не так, как мне кажется.

– Все в порядке, – начинает она, но замолкает. – Нет, не в порядке. Совсем нет. Не против, если я присоединюсь?

Мне хочется сказать «нет», но не могу заставить себя это сделать.

– Конечно, – говорю я. – Я как раз пью кофе.

Кэролайн садится напротив меня. Шарф плотно обмотан вокруг шеи, на руках митенки. Она проводит пальцем вдоль пролитой на столе воды.

– Ты, наверное, гадаешь, почему я хочу с тобой поговорить, – замечает она.

– Ну да, наверное.

Я осматриваю сад, сосредоточиваюсь на маленьком мальчике с шариком в руках, отчаянно пытаясь смотреть на что-либо, кроме нее.

– Видишь ли, Элисон… Боже, трудно это говорить… Дело в том, что я знаю. И знаю, что ты знаешь. Он должен был рассказать тебе.

Бездна зияет перед мной, но я смотрю ей прямо в глаза.

– Я понятия не имею, о чем ты говоришь. – Но моими словами можно было бы колоть лед.

– Да ладно тебе, это уже в прошлом. Думаю, Патрик позаботился об этом, когда бросился под поезд.

Я вздрагиваю, не могу удержаться.

– Что он сказал тебе? – спрашиваю я. Нет смысла отрицать.

– Что у вас был роман. Что отношения с тобой были самыми значимыми в его жизни. – Она качает головой, словно пораженная этими словами. – Он был очень одиноким, наверное, в тот момент я не поняла. Была слишком пьяна…

– Боже… – говорю я.

– Наверное, он сказал тебе, что не делал этого, что все было не так?

Я ничего не говорю, но наклоняю голову, подтверждая ее слова.

– Это все правда. Но я не знала, что это так плохо повлияет на Патрика, – говорит она. – Если бы я знала…

– Ты бы все равно сдала его полиции?

Она смотрит на руки и теребит митенки. У нее на пальце обручальное кольцо, простое серебряное кольцо.

– Да, наверное, сдала бы, – говорит она, – то есть можно было по-разному рассматривать произошедшее. Но мне казалось правильным рассказать полиции, и я обговорила это с психотерапевтом, и он ясно дал мне понять, что если я считаю это изнасилованием, то так оно и есть. У наших поступков есть последствия – Патрик знал, что я уязвима из-за проблем с мужем.

Я показываю на ее руку:

– У тебя обручальное кольцо.

– Мой муж очень заботливый. Теперь он видит, какой вред нанес. Мои поступки, пьянство, необычное поведение – все это было криком о помощи. Он переживает из-за того, что случилось со мной, и потому вернулся ко мне, – говорит она.

– Так вы больше не разводитесь?

– Не знаю. Но мы вместе пойдем к психологу.

– Хорошо, это хорошо, – говорю я. Не знаю, стоит ли спрашивать, но не могу удержаться. Делаю глубокий вздох. – Хочешь поговорить о том, что произошло с Патриком?

Она опускает голову.

– Во многом это была и моя вина, – говорит Кэролайн. – Я напилась. Никто не заставлял меня пить вино, никто не заставлял идти в сад. Я хотела поцеловать его, хотела большего. А потом вдруг нет. А он не останавливался. Он тоже был пьян. Но я сказала «нет», а он не слышал, поэтому у меня не было выбора, мне пришлось сказать «да».

Я тянусь к ее руке, и через мгновение она берет ее. Ее пальцы холодны.

Она продолжает:

– И потом нас арестовали. Это был самый унизительный момент в моей жизни… нас утащили в полицейский участок. Я поспала и, проснувшись, поняла, что́ должна сделать. И тогда я заявила об изнасиловании…

Холод ее руки передается и мне, и я мягко отстраняюсь.

– Я собралась отказаться от своих слов почти сразу же, как только произнесла их. Но потом пошла к психотерапевту. Я не была уверена, что поступила правильно, но он помог мне почувствовать себя лучше. Я собиралась отозвать заявление, но он помог мне понять, что я права. Если я считаю это изнасилованием, так оно и есть. У наших поступков есть последствия. Знаю, я повторяю эту фразу, но это любимая фраза моего психотерапевта, и я думаю, неплохо помнить об этом.