Кровавый апельсин - [71]

Патрик начинает что-то говорить, но я показываю ему телефон:

– Мне нужно это послушать. Обычно она не звонит. Возможно, это что-то важное.

Он возвращается к своей пинте.

Я не слушаю ее сообщение, а сразу перезваниваю. Полин берет трубку:

– Элисон, привет. Спасибо, что позвонила. Я…

– Я не слушала твое сообщение. Извини, подумала, что лучше сразу связаться с тобой. Все в порядке?

– Нет, не в порядке. Боюсь, это может потрясти тебя.

– Ты настоящий ублюдок! – говорю я пару минут спустя, выплевывая слова Патрику в лицо.

– О чем ты?

– Чертов ублюдок!

– Элисон, тебе нужно успокоиться. Что происходит?

Он делает большой глоток. Пиво уже почти закончилось. Ему понадобится вся его пьяная удаль.

– Ладно, – говорю я. – Кэролайн Напьер – лгунья. Тебя неправильно поняли и легко обманули. Такова твоя версия событий?

– Да, да, конечно. Я же уже говорил тебе.

– Так как ты тогда объяснишь, что кто-то другой пришел в полицию на выходных и заявил об изнасиловании?

С его лица исчезает краска.

– Элисон, я не могу это объяснить. Это все недопонимание.

– Мне это только что сказали. Думал, что я не узнаю обо всем этом?

Его подбородок дрожит, глаза наполняются слезами.

– Я не думал, что дойдет до обвинений.

– Кого? Королевского адвоката? Или стажера?

Он закрывает лицо руками, а плечи трясутся от всхлипов.

– Это все недопонимание. Я думал, она этого хочет. Она весь вечер словно бы этого хотела.

Я смотрю на него с презрением. Он даже не пытается это отрицать. Я могла бы ударить его. Могла бы ударить себя. Я полна ярости, но также и сожалений. Сколько раз у меня появлялись черные мысли по поводу стажера Алексии и того, как она смеялась над шутками Патрика, сидела слишком близко к нему? Я была ослеплена ревностью и не понимала, к чему все идет, что он был слишком самовлюбленным человеком, чтобы не воспользоваться этим. Он не должен был иметь с ней ничего общего, уж тем более того, о чем она рассказала Полин на прошлой неделе, когда услышала, что его арестовали по такому обвинению.

Несколько месяцев назад они пошли вместе в бар и, как Алексия рассказала Полин, напились. Потом отправились к ней на квартиру, грязную съемную комнату на Холлоуэй-роуд. Они начали целоваться, но Алексия решила, что не хочет заходить дальше, а он не хотел останавливаться. Поэтому не остановился. Она никому не рассказала, потому что знала, как важна его работа для конторы. На следующей неделе мне дали дело об убийстве, говорит она, объясняя свое решение. Она не хотела доставлять неприятности. Не думала, что кто-то ей поверит. Но Полин поверила и сказала, что они обе сидели и плакали, прежде чем Алексия позвонила в полицию.

И я тоже ей верю. Я знаю, как близко был Патрик в моем доме к изнасилованию, как почти не остановился. И во все другие времена, когда он почти пересекал границы допустимого, меня устраивала моя слепота, я не видела, что происходит. «Тебе нравится грубо» – его мантра, а я не противилась, трусливая Анастейша с дешевой версией Кристиана Грея.

Горло сжимается от приступа тошноты; мне нужно побыть одной. Я бегу в туалет, захлопываю дверцу за собой. Желудок успокаивается, но во рту затхлый привкус кислоты, и я выплевываю ее. Вытираю рот туалетной бумагой и снова выплевываю, пока вкус не уходит, а потом опускаю голову на сиденье, закрыв глаза. Я бы навсегда осталась здесь, но мне нужно снова встретиться с ним лицом к лицу. Но только еще один раз, и все.

Вернувшись к столу, я вижу, что он все еще плачет, даже не пытаясь вытирать сопли, стекающие по верхней губе.

– Я знаю тебя. – Я стою рядом с ним, полная праведного гнева. – Я знаю тебя. Я больше так не могу.

– Если ты меня знаешь, то должна понимать, я не способен на такое. Пожалуйста, позволь мне все объяснить, – говорит он сквозь всхлипы.

– Это бессмысленно. – Я все еще стою. – Дело в том, Патрик, что я знаю, каков ты.

Теперь он уже по-настоящему плачет, из носа текут сопли, а слезы сбегают вниз по шее. В пабе все еще мало людей, но мы привлекаем взгляд бармена, бородатого мужчины в клетчатой рубашке, старательно вытирающего стакан.

– Думаю, мне лучше уйти, – говорю я.

– Да, иди. Возвращайся к своей миленькой семье, миленькому мужу. – Он повышает голос, балансируя между злостью и слезами. На мгновение он замолкает, и я вижу, что грусть победила, когда он прячет лицо в ладонях. Потом поднимает голову, и от него исходит лишь гнев. Глаза покраснели и смотрят на меня с яростью. – Вали домой!

Я собираюсь уйти, но что-то внутри меня лопается. Я наклоняясь над столом:

– У меня больше нет дома. Мне нельзя видеться с дочерью. А мой муж подает на развод. Так что знаешь что? Мне наплевать на тебя. Это твое дело, ты это сотворил. Мне вообще не стоило с тобой связываться.

Я думала, что он уже бледный, но теперь остатки краски покидают его лицо.

– Слушай, Элисон. Прости. Прости. Что случилось?

– Матильда вчера потерялась, а пока я искала ее, Карл потерял терпение. Он прав, все эти годы я была хреновой матерью, все время отвлекалась. Эти… эти отношения тоже не помогли. Мне не стоило связываться с тобой. Нужно было заботиться о себе. Нужно было заботиться об Алексии.