Кровавые следы - [112]

Шрифт
Интервал

Трудно сказать, сколько времени я бродил в одиночестве. Когда я в некоторой степени пришёл в себя, и задумавшись, куда мне идти, я не мог понять, сколько времени я уже там хожу. Постепенно джунгли впереди поредели, и вскоре я вышел на край большой поляны, занятой фермами.

ХЛОП! Пуля щёлкнула возле моей головы. Я тут же понял, что кто-то неподалёку сзади меня и немного левее пытается меня прикончить. Это было честно. Несмотря на то, что я был ранен, я не был совершенно ни на что не годен. Нас учили «стреляй, пока он не залёг». По-видимому, их учили тому же самому. Я повернулся поглядеть, кто стреляет по мне и услышал очень громкий хлопок ещё одного выстрела из АК-47, выпущенного по мне. Он раздался из джунглей метрах в тридцати пяти от меня. Пуля щёлкнула, пролетев мимо меня. Наверное, ВК следовал за мной по кровавому следу.

Этот второй выстрел окончательно восстановил моё внимание. Я почувствовал внезапный прилив энергии и сорвался с места, словно звезда бегового спорта. Моё проворство удивило меня самого. Я мчался прочь метров сорок или пятьдесят, затем перескочил трёхфутовую[253] насыпь и неуклюже приземлился на правый бок, наполовину погрузившись в воду рисового поля, густо сдобренную человеческими фекалиями и навозом водяных буйволов. Она залилась мне в рот и вытекала из пулевых отверстий на лице.

Ползком передвигаясь по своей стороне насыпи, я через несколько минут наткнулся на более сухое место и нескольких наших парней. Там был Виллис, над ним всё ещё работали медики. Кровянистая жидкость вытекала из выходных отверстий на его спине, где пули или осколки прошили его насквозь. От них обмотанные вокруг тела марлевые повязки становились из белых розовыми. Все пригибались, чтобы быть ниже верхнего края насыпи. Ко мне начинал возвращаться слух. В джунглях справа от меня я слышал перемежающиеся винтовочные выстрелы и временами пулемётную очередь. Они звучали не непрерывно, как раньше в бою, а скорее эпизодически, стороны все ещё вели сражение, но уже не так интенсивно. Временами слышались взрывы гранат от М-79. Позади нас собирался садиться подлетающий вертолёт.

Моя глотка, казалось, забилась и я начал испытывать недостаток воздуха и тревогу. Мои попытки говорить давали лишь неразборчивые булькающие звуки в гортани, так что я попытался выразить свои потребности, выведя слово «ложка» в мягкой грязи перед собой. Киркпатрик громко прочёл его вслух, как вопрос, секунду глядел на меня, затем дал мне белую пластиковую ложку из пайка, которая очень к случаю торчала у него из левого нагрудного кармана, словно авторучка. Я поковырялся ей у себя во рту, и выгреб оттуда пригоршню мягкой массы и синеватые комья, которые выглядели, как огромные сгустки крови. Они упали на землю, превратившись в удобрение для рисового поля. После этого мне стало легче дышать.

Киркпатрик помогал Доку Болдуину работать над Виллисом, которого грузили на носилки, которые нам ранее привёз даст-офф. Фред начал обматывать моё лицо бинтами. Внезапно какой-то парень влетел в нашу толпу и плачушим голосом закричал: «Где Виллис, ребята, где Виллис?»

Когда кто-то ответил: «Он умер, приятель», парень разразился слезами.

Прибыли самолеты, и было видно, как они кружат над полем боя. С воздуха пилоты пытались определить возможные пути, которыми враг будет отходить, и заливали их напалмом. Док потянул меня за руку и указал в сторону вертолёта, приземляющегося на рисовом поле позади, примерно в половине футбольного поля[254] от нас. Я быстро добрался до него, запрыгнул на борт и занял место.

Когда они грузили Виллиса в вертолёт, пачка писем, что он написал домой, вывалилась из его одежды. Кордова начал собирать письма, а пилот закричал насчёт отлёта и добавил газу. Кордова ответил, направив ему в лицо пистолет и что-то прокричав. Затем он поспешно собрал все письма, пока остолбеневший пилот ждал, глядя на него и не веря своим глазам. Почту наскоро засунули Виллису в левый набедренный карман и и мы полетели. Это была безумная сцена.

Вертолёт оказался сликом из эскадрильи «Робин Гуд», не медэваком. С нами в отсеке летел командир экипажа, но у него с собой не было никаких медицинских принадлежностей, и он не попытался оказать первую помощь. Мы не делали попыток начать разговор. Мы оторвались от земли, и я почувствовал облегчение, что мои планы по выживанию продвигаются вперёд гигантскими прыжками. Прохладный ветерок в вертолёте и удобное откидное брезентовое сиденье восстанавливали мои силы.

Кровь понемногу капала у меня с подбородка и собиралась у меня на коленях. Подставив сложенную чашечкой левую руку и собрав немного, я смог пальцем написать на боковом стекле большие печатные буквы FTA. В военных кругах это была известная аббревиатура, широко используемая личным составом низших званий. FUCK THE ARMY.

С моей стороны это был просто прикол, я не намеревался выражать презрение к армии. Я вёл себя, как ребёнок. Возможно, это была попытка пообщаться. Тот день стал самым волнующим и важным днём моей жизни, хотя из-за ранения я не мог об этом поговорить и обсудить события с кем-либо. Это огорчало.


Рекомендуем почитать
Говорит Москва!..

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Последние дни Венедикта Ерофеева

Венедикт Ерофеев (1938–1990), автор всем известных произведений «Москва – Петушки», «Записки психопата», «Вальпургиева ночь, или Шаги Командора» и других, сам становится главным действующим лицом повествования. В последние годы жизни судьба подарила ему, тогда уже неизлечимо больному, встречу с филологом и художником Натальей Шмельковой. Находясь постоянно рядом, она записывала все, что видела и слышала. В итоге получилась уникальная хроника событий, разговоров и самой ауры, которая окружала писателя. Со страниц дневника постоянно слышится афористичная, приправленная добрым юмором речь Венички и звучат голоса его друзей и родных.


Меценат

Имя этого человека давно стало нарицательным. На протяжении вот уже двух тысячелетий меценатами называют тех людей, которые бескорыстно и щедро помогают талантливым поэтам, писателям, художникам, архитекторам, скульпторам, музыкантам. Благодаря их доброте и заботе создаются гениальные произведения литературы и искусства. Но, говоря о таких людях, мы чаще всего забываем о человеке, давшем им свое имя, — Гае Цильнии Меценате, жившем в Древнем Риме в I веке до н. э. и бывшем соратником императора Октавиана Августа и покровителем величайших римских поэтов Горация, Вергилия, Проперция.


Мы на своей земле

Воспоминания о партизанском отряде Героя Советского Союза В. А. Молодцова (Бадаева)


«Еврейское слово»: колонки

Скрижали Завета сообщают о многом. Не сообщают о том, что Исайя Берлин в Фонтанном дому имел беседу с Анной Андреевной. Также не сообщают: Сэлинджер был аутистом. Нам бы так – «прочь этот мир». И башмаком о трибуну Никита Сергеевич стукал не напрасно – ведь душа болит. Вот и дошли до главного – болит душа. Болеет, следовательно, вырастает душа. Не сказать метастазами, но через Еврейское слово, сказанное Найманом, питерским евреем, московским выкрестом, космополитом, чем не Скрижали этого времени. Иных не написано.


Фернандель. Мастера зарубежного киноискусства

Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.