Кроваво-красная текила - [48]

Я все еще прекрасно помнил все повороты. Еще одно преимущество «ФВ»: двигатель находится сзади, и вас не ослепляет черный дым, когда он начинает гореть.

Через десять минут такой езды я сбросил скорость до пятидесяти миль в час в зоне, где действовало ограничение до двадцати, выехал на Накодочес и решил провести инвентаризацию. Именно в этот момент я увидел новые вентиляционные отверстия, появившиеся в крыше: три дыры размером с пулю 45-го калибра с левой стороны, и три симметрично — справа. Ближайшая из них находилась примерно в шести дюймах правее моей головы. А я даже не слышал выстрелов.

— Говоришь, они не хотят меня убить? — возмутился я, обращаясь к Майе Ли.

Я бы хотел сказать, что сохранял спокойствие, когда вернулся на улицу Куин-Энн. На самом деле, когда я обнаружил, что Роберт Джонсон так и не съел «Фрискис» с тако, я лягнул его со всей дури. Завтрак, естественно, а не Роберта Джонсона.

— Знаешь, всякому терпению приходит конец, — сказал я ему.

— Брр, — ответило нечто из темноты шкафчика с грязным бельем.

И тут зазвонил телефон.

Должно быть, голос у меня был, как у человека, в которого только что стреляли и которого обругал его кот, поэтому Ральф Аргуэлло с секунду помедлил.

— Матерь божья, vato. Какая cavron[66] плюнула сегодня утром на твои huevas?[67]

Я слышал в трубке шум кафе «Бланко». Громче, чем вчера утром, кричали официантки, разговаривали посетители, из музыкального автомата ревел conjunt.[68]

— У меня сегодня великолепный день, Ральф, — сказал я. — Кто-то только что проделал дырки в моем автомобиле при помощи пуль сорок пятого калибра.

Есть много вариантов реакции на подобные заявления, однако для Ральфа существовал только один — он долго и весело смеялся.

— Тебе нужно выпить пива с настоящей текилой, — заявил он. — Приезжай ко мне сегодня вечером.

— Может быть, в другой раз, Ральф.

Я почти услышал улыбку Чеширского кота по телефону.

— Даже если я предложу тебе встретиться в баре, в котором твоя подружка была в воскресенье вечером?

Молчание.

— Когда? — спросил я.

Глава 27

Красно-коричневый «Линкольн» Ральфа скользил по Саут-Сент-Мэри, точно обитая кожей подводная лодка.

— Ты не возражаешь, если я собью парочку пешеходов? — спросил Ральф и расхохотался.

Я его не поддержал. В эту безлунную ночь, сидя в машине, пропитанной парами рома и дымом марихуаны, я ничего не мог разглядеть сквозь затемненное ветровое стекло. И на мне не было обязательных очков. Ральф лишь улыбнулся и сделал еще одну затяжку сигареты с марихуаной размером с сигару.

Мы свернули на Дуранго и оказались в районе с домами, обшитыми желтой вагонкой. За окном мелькали крошечные дворики размером с заднее сиденье «Линкольна», деревья, украшенные стаканчиками от кока-колы, статуи святых на разноцветном гравии. На тротуарах стояли пластиковые молочные кувшины, наполненные водой. Пожилая женщина в свободном разноцветном платье появилась в квадрате оранжевого света — она сидела на ступеньках крыльца и резала картофель. Женщина посмотрела нам вслед.

Ральф вздохнул, как влюбленный.

— Снова дома.

Я повернулся к нему.

— Ты же вырос в Норт-Сайде, Ральф. Видит бог, ты учился в Аламо-Хайтс.

Его улыбка даже не дрогнула.

— Просто моя мама сумела выйти в люди, vato, — сказал он. — А это не имеет ни малейшего отношения к тому, где у тебя дом.

На углу Дуранго и Буэна-Виста мы заехали на стоянку с покрытием из гравия, где расположился самый маленький в мире открытый бар. На красной бетонной плите стояли три зеленых столика для пикника, позади них — ящики из-под фруктов и старый холодильник для кока-колы, игравшие роль импровизированной стойки. Вокруг шла низкая стена из шлакобетонных блоков, крышей служили провисшие листы рифленой белой жести, на которых болтались рождественские огоньки. Никто не озаботился тем, чтобы сделать вывеску. Естественно, здесь ревела какая-то латиноамериканская музыка, плакат у входа обещал холодное пиво.

Ральф отложил сигарету с марихуаной и взял «смит энд вессон магнум», почти невидимый в темноте. Впрочем, пистолет тут же исчез в складках оливково-зеленой полотняной гуаяберы огромного размера. Ральф с довольным видом улыбнулся.

— Ловко, — заметил я.

— Предлагаю в последний раз, — сказал он. — Возьми пушку, в бардачке лежит отличная маленькая «дельта».

Я покачал головой.

— Проблем больше, чем пользы. От этого дерьма портится карма, — сказал я.

Он рассмеялся:

— Ты лучше подумай о том, друг мой, что кто-то пытался выпустить карму из твоей башки.

Голос Лидии Мендозы,[69] паршиво записанный пятьдесят лет назад, но дьявольски сексуальный, плыл по дворику, окутанный ароматами табака и тмина. Все три столика были заняты мужчинами в грязных синих рабочих рубашках с именами, вышитыми на карманах. Их коричневые лица, высохшие и твердые, напоминали куски плавника. Они сидели и курили, наблюдая, как мы подходим к бару.

— Que pasa?[70] — сказал Ральф, на которого их взгляды не произвели ни малейшего впечатления.

Один из мужчин улыбнулся, как шакал, слегка приподнял бутылку с пивом и отвернулся к друзьям. Кто-то рассмеялся. После этого они перестали обращать на нас внимание.