Кроваво-красная текила - [47]

Ему нравилось слышать имя Карнау не больше, чем фальшивый аккорд.

— Она приняла правильное решение, когда ушла из галереи. Ей там не место. Проклятье, я всегда ее поддерживал. Никогда дурного слова не говорил. Я сделаю все, что в моих силах, для своей семьи, мальчишка. Я всегда о них заботился. А что хорошего мы видели от тебя, если не считать страданий, которые ты ей причинил?

Я и сам не знаю, почему, но что-то в его тоне посеяло во мне сомнения — какую женщину он имел в виду? Я подумал о Лилиан, которая никогда не говорила об отце ничего плохого, всегда обнимала его, стоило ему появиться на пороге, и неизменно винила ужасный темперамент, когда он делал неудачные вложения. Я подумал об Анжеле Кембридж и представил, что она, наверное, все еще сидит в окружении попугаев в своей полутемной гостиной и плачет, прижимая к груди старую обувную коробку, полную мертвых воспоминаний. Потом я вообразил, как Зик Кембридж в течение сорока лет приходит каждый вечер домой, и его упрямые зеленые глаза тускнеют с течением времени, тускнеют гораздо быстрее, чем фотография не вернувшегося пилота. Вложения, поцелуй меня в задницу.

Я ничего не сказал, но когда наши глаза встретились, он почувствовал мою жалость так же отчетливо, как я пару минут назад его угрозы. С дрожащим лицом он смахнул со стола бумаги и бифокальные очки.

— Проваливай к дьяволу, — сказал он на удивление тихим голосом.

Я посмотрел на треснувшую кожу на ручке кресла, и мне показалось, будто я вижу отпечатки, оставленные моими нервными пальцами шестнадцатилетнего подростка, который ждал, когда отец Лилиан проверит мои водительские права. Когда я поднял глаза, мне захотелось вновь увидеть мраморные черты и суровое неодобрение. Однако передо мной сидел старик, пытавшийся сохранять достоинство, заставив дрожать вазу с ирисками.

Я встал, чтобы уйти.

Когда я закрывал за собой дверь, Зик Кембридж смотрел прямо перед собой и сейчас как никогда стал похож на гробовщика, стареющего и сердитого, так и не сумевшего похоронить своего первого клиента.

Глава 26

Исключительно чтобы позлить Джея Риваса, я провел оставшуюся часть дня в полицейском департаменте Сан-Антонио, изучая журнал регистрации в поисках имен, которые нашел в досье Драпиевски. Не дать мне журнал они не могли, но никто не обещал вести себя любезно. Мой очаровательный гид, офицер Торрес, все время поглядывала на мою яремную вену и едва слышно ворчала. Я чуть не спросил, нельзя ли мне завязать у нее на шее бантик и отослать в подарок на Рождество Карлону Макэффри.

После этого я навестил странный народец, обитавший в разрекламированном Карлоном Макэффри газетном морге, и окружной архив.

Не позволяйте никому говорить, что степень доктора философии по английскому языку ничего не стоит. Конечно, мне не часто доводится обсуждать непристойные шутки в «Кентерберийских рассказах», хотя это тема моей диссертации, но зато я способен сделать несколько телефонных звонков, в отличие от среднего частного детектива. «Терренс и Голдмен» всегда меня за это любили. К пяти тридцати клон моего учителя третьего класса выставил меня из архивов, но я успел уменьшить полученный от Драпиевски список из двенадцати имен, подозреваемых ФБР в убийстве моего отца, до четырех более или менее возможных. Трое других отбывали пожизненное заключение в Хантсвилле без права на апелляцию. Четверо отошли в мир иной. Один ждал суда по обвинению в федеральных преступлениях. Никто из них не выйдет на свободу в ближайшее время, и с тех пор, как я вернулся в Сан-Антонио, они не могли ничего совершить. Я смотрел на оставшиеся четыре фамилии и пытался представить рядом с Рэндаллом Холкомбом одного из тех, кто их носил, за рулем «Понтиака» 1976 года. Я надеялся, что доброволец тут же выступит вперед, однако никто не поднял руку.

На Бродвее я заметил слежку в тот момент, когда проезжал мимо кофейни «Пигстенд».[63] Несмотря на местный фольклор, свиней я нигде не заметил.

— Вечно вас нет, когда вы нужны, — сказал я, обращаясь к зеркалу заднего вида.

За мной следили на черном «Крайслере», модели начала восьмидесятых годов. Я ехал и проклинал снисходительные техасские законы, разрешающие затемненные стекла, за которыми я не мог разглядеть тех, кто находился в машине. Проблема номер два, когда ты сидишь за рулем «Фольксвагена-«жука» — если только за тобой следят не на очень старом «Швинне»[64] менее чем с десятью передачами, — состоит в том, что у тебя нет шансов избавиться от «хвоста».

К тому же в их планы не входило медленно за мной тащиться. Я не успел даже сказать: «Аве Мария», как «Крайслер» резко прибавил скорость и обошел меня с левой стороны. Увидев, как опускается «окно дробовика», я вспомнил, почему оно так называется, и резко рванул руль в сторону.

Тут я должен сказать пару слов в защиту «Фольксвагена». Он справляется с тротуаром гораздо лучше, чем средний «Крайслер». Я успел пересечь две лужайки, парковку и выскочил в переулок прежде, чем враг сумел развернуть свою лодку. Спасибо моим школьным годам, когда мы с Ральфом носились по улицам, пьяные, точно уродливые и набравшиеся под завязку младшие братья Джеймса Дина.