Кровавая Мэри - [36]

— А… — Андрей с уважением осматривал Тину. — А внешне — и не подумаешь.

— Таких специально отбирают… Каково тебе в Ташкенте?

— Если не кушать, жить можно… Ой, мне же надо стол заказать… Передумаешь, приходи! — И гость из Ташкента кинулся к метрдотелю.

Тина вполголоса спросила:

— Зачем вы соврали, что я — снайпер?

— Чтобы произвести впечатление.

Она покачала головой:

— Вы, действительно, Бармюн! — Глянула на часы. — Мы опоздаем!

— Да не волнуйтесь, успеем, успеем, — успокоил он, — там клоуны ещё только щёки раскрашивают!..

Они выходят из ресторана.

Тина шагает не очень твёрдо, и Борис поддерживает её.

У входа охранник в униформе преградил дорогу Ларисе с её маленьким рыжим сыном.

— Уже вечернее время. С детьми нельзя.

Лариса расстроена. Увидела Бориса, не здороваясь, объяснила:

— Мы живём напротив. Он рыбу любит, здесь её вкусно готовят, хотела побаловать.

Поворачивается, чтобы уйти. Он останавливает её.

— Подожди. — Подходит к охраннику. — Братан, ты обидел человека.

— Но вы же знаете наши правила: вечером с детьми нельзя! — оправдывается тот.

Борис доверительно обнимает его за плечи и объясняет вполголоса:

— Это не ребёнок. Это — лилипут. — Наклоняется и почтительно пожимает мальчику руку. — Простите, Степан Степанович! Это недоразумение. Прошу вас!.. Я позвоню вашему референту, он пришлёт за вами машину.

И пропускает его мимо растерянного охранника.

Лариса идёт следом. Сдерживая смех, благодарно целует Борис в щеку.

— Ты прелесть!.. — Поворачивается к Тине, которая наблюдала всю эту сцену. — Он прелесть!..

Проходит во внутрь, садится за стол, усаживает ребёнка.

Тина в восторге от увиденного.

— Вы действительно прелесть! — и чмокает его в другую щеку.

Рядом в цветочном ларьке торгуют розами. Борис покупает два букета, один из них преподносит Тине.

— А разве начальник может дарить цветы своей подчинённой?

— Может. Если она ему подчиняется.

— А если нет?

— Тогда он просто обязан дарить, для поднятия дисциплины.

И вдруг Борис поймал себя на том, что не испытывает чувства грусти, которое возникло при первой встрече с Ларисой. И понял: это из-за присутствия рядом Тины. И от этого стало так хорошо!..

— А второй букет зачем? — удивлённо спросила она.

У соседнего подъезда, прислоненная к стене, стоит дворницкая метла на длинной палке. Борис срывает метлу и вместо неё цепляет на палку оставшийся букет.

— Хочу, чтобы дворники сегодня подметали цветами!

Тина смеётся.

— Вы просто хулиганистый мальчишка!..

Неожиданно хлынул дождь. Струи выскакивали из-за туч и стремительно, как небесный спецназ, атаковали прохожих.

— Полундра!

Спасаясь от ливня, они вскочили в машину и помчались к цирку.

Племянница уже нетерпеливо ждала у входа.

— Совсем большая, — отметил Борис. — В каком она классе?

— В пятом… Спасибо за халву… И вообще, за прекрасный вечер!..

— И вам спасибо за… — он ткнул пальцем в щеку, в то место, куда она его поцеловала.

Тина рассмеялась:

— Это для симметрии.

Пройдя контроль, она помахала ему и послала воздушный поцелуй сквозь стеклянную стенку. Подражая ей, такой же поцелуй кинула ему её племянница. Они стояли рядышком, что-то беззвучно кричали, размахивали руками и хохотали, как две школьницы-подружки.

Он махал им в ответ, старательно отводя глаза от большой цирковой афиши, с которой ему улыбался в насмешливом оскале размалёванный, молодящийся клоун.

Дождь так же неожиданно прекратился, как и начался, очевидно. небесный спецназ выполнил свою задачу и был отозван.

Из маминого дневника:

«… У нас есть администратор, Николай Николаевич Сытин, сокращённо, Никник. Когда я тридцать лет назад поступила в театр, он уже был не молод. Сейчас ему много лет, его держат, как реликвию театра. Жевать ему давно нечем, он глотает, не разжёвывая, поэтому страдает железобетонными запорами. Об этом знает весь театр, ему несут различные слабительные свечи, но они не помогают — помочь ему может только заряд динамита.

— У вас регулярный стул? — как-то спросил его врач.

— Регулярный, — ответил он, — раз в неделю.

Он пережил жену, двух сестёр и единственного сына. В жизни у него остался только театр, где он днюет и ночует.

Лет десять назад Никник создал своего рода музей-мемориал. Благодаря ему, теперь каждый ушедший из жизни артист нашего театра имеет свой уголок памяти: фотографии на стене, ордена и лауреатские медали — на стенде под стеклом и букетик цветов внизу, на маленьком постаменте.

Как-то я спросила его: «А где будет моё место?». Он ответил: «Давайте сначала будем умирать». Он и не подозревал, что это произойдёт так скоро.

Господи, помоги мне подготовить к этому моего мальчика!»…

Борис предъявил удостоверение, и охранник пропустил его в вестибюль больницы. На втором этаже, у входа в мамину палату, на него спикировала медсестра:

— Сюда нельзя!.. Время посещений закончилось!

— Мне можно, — Борис улыбнулся ей своей самой обаятельной улыбкой, которая обычно безотказно действовала на женщин. Но на сей раз не сработало. Она продолжала смотреть на него бдительно-подозрительно, как с плаката «Враг подслушивает!».

— А кто вы такой?

«Улыбка не прошла — старею», — грустно отметил Борис, но, всё ещё продолжая улыбаться, спросил: