Кровавая графиня - [16]

А шел он прямо к чахтицкой госпоже, которая, так же как и вся дворня, от неожиданности лишилась дара речи.

Что за дерзость, что за наглость! Предводитель разбойной бражки осмеливается ступить во двор замка!

Первым опомнился Фицко. Он бы и сам бросился на Дрозда, но, выпрямившись для прыжка, почувствовал в пояснице острую боль. Будь он в полной силе, как бы он на глазах госпожи отомстил за ночное поражение! Оставалось рявкнуть на гайдуков, чтобы они схватили разбойника.

И хотя от батогов служители настолько ослабели, что едва на ногах держались, они зашевелились.

Между тем Андрей Дрозд находился уже в двух-трех шагах от госпожи.

— Стоять! — окрикнул гайдуков Андрей Дрозд громовым голосом. — Вы же знаете: будь вас в два раза больше, все одно не одолеть вам меня, хоть бы и Фицко помогал!

Гайдуки застыли на месте, да и сам Фицко был потрясен натиском разбойника. Дрозд смело встал перед Алжбетой Батори, прямо взглянул ей в лицо и церемонно сорвал для приветствия шляпу.

— Госпожа, — обратился он к ней, — укороти холуев, пожалей их. Твой верный пес Фицко уже успел убедиться, что со мной шутки плохи.

Графиня хмуро уставилась на Андрея Дрозда. Удивление сменил на ее лице гнев. Совсем недавно она видела в Андрее Дрозде послушного подданного, безропотно трудившегося с рассвета до темноты. И на «кобылу» он ложился кротко и безропотно сносил удары. Когда же успел так измениться? Теперь вот стоит перед ней гордо выпрямившись, будто ровня ей, могучий и уверенный, что с его головы и волос не упадет. И улыбается как человек, вознесшийся надо всем миром. Да и этот земанский[23] костюм ему явно к лицу. Словно и вправду был скроен лично для него.

Ни Фицко, ни гайдуков ей и не пришлось укорачивать. Они нерешительно топтались на месте, ждали ее приказа. Но она их не замечала. Спросила Андрея Дрозда.

— Ты зачем пришел? Что тебе надо?

— Я принес послание от Яна Калины.

Он и не заметил, каким зловещим румянцем покрылось ее лицо при упоминании этого имени. Достав из-за пазухи письмо, передал графине.

В первую минуту Алжбета Батори собралась было разорвать бумагу, но любопытство оказалось сильнее гнева. Она прочла:

«Ваша графская милость!

Обращаюсь к вам с этими словами, хотя такого обращения:, достойного благородных и знатных господ, вы давно не заслуживаете — с самой смерти вашего незабвенного супруга, графа Ференца Надашди, благодетеля и защитника моего, коий никогда не забывал, что мой отец, добрый и верный его слуга, защищая его жизнь в бою против турков, оставил на поле брани правую руку. Насколько недостойной подругой вы были графу Ференцу Надашди, вы доказали, как только он навеки закрыл добрые глаза. Вы оторвали меня от источника наук и искусств, хотя супругу на смертном одре обещали, что позволите мне учиться, покуда я не утолю жажду знаний. Только над гробом моего покровителя отзвучали погребальные песни, ко мне уже мчался гонец с приказом вернуться домой и отправиться работать на конюшню.

Однако не столько несправедливость, учиненная по отношению ко мне, сколько несправедливость по отношению к моим близким и ко всем вашим подданным вынуждает меня к этому шагу.

Высокородная госпожа, я объявляю вам войну! И даже если я заплачу жизнью, клянусь, что постараюсь, чтобы кривды и преступления, совершенные вами, стали известны в самих верхах нашей страны, чтобы вас настигла карающая рука правосудия, в которой не сомневаюсь. Мы с вами — неравноценные противники. Графиня, кичащаяся титулами, знатными связями, вы принадлежите к самым высоким родам Венгрии — я же ваш подданный, беглец, мятежник и разбойник. Но правда на моей стороне, и правда восторжествует!

Я открыто объявляю вам войну. Запомните, что с сегодняшнего дня за каждым вашим поступком следят внимательные глаза храбрецов, единственная цель которых — сорвать покрывало тайны с ваших преступлений, показать всему миру, какая развращенность таится за вашей невинной внешностью, подвергнуть вас справедливому суду.

Предупреждаю вас, высокородная госпожа! Немедленно отпустите на свободу Магдулу, мою похищенную сестру, пусть она сразу же вернется к своей измученной матери. Ее ли же вы обидите мою матушку и ее соседей Шутовских, вас настигнет самое жестокое наказание!

До скорой встречи, графиня, перед лицом справедливых судей!

Ян Калина»

Во время чтения лицо графини все больше багровело. Прочитав все, она вскочила, словно ужаленная змеей.

В порыве бешенства она разорвала письмо на мелкие клочья. Ветер поднял их и унес, словно жухлую листву.

Гайдуков и служанок обуял страх при виде лица своей госпожи. Они знали ее, знали, что, когда она так разгневана, горе тому, кто попадется ей под руку. Один Андрей Дрозд стоял спокойно и уверенно, не выказывая страха. На его лице играла тихая улыбка.

Заметив это, госпожа окончательно вышла из себя. Казалось, она готова кинуться на него и разорвать на куски, точно львица. Но графиня не сделала этого — она лишь гаркнула на Фицко и гайдуков хриплым, почти мужским голосом:

— Хватайте его! Что стоите, будто на вас столбняк нашел? Вы что, испугались этого злодея, этого мятежника? Может, захотелось пригласить господина разбойника на завтрак? Немедленно свяжите его!