Кровь тамплиеров - [59]

Стелла вяло кивнула. В ее заплаканных глазах вновь вспыхнула надежда.

«Я отвезу ее домой», — мысленно поклялся Давид ей и себе самому. Он только не знает, когда это произойдет.

Не было никакой разумной причины возвращаться в крепость. Тем не менее Роберт сделал это, хотя ему самому было неясно, зачем это нужно. Битва проиграна. Ему не обязательно видеть собственными глазами каждого павшего тамплиера.

Но он верил, что чувствует, как души его друзей и соратников призраками бродят по катакомбам под крепостью, в то время как он темными коридорами поспешно возвращался в капеллу. Они обвиняли его. Они показывали на него пальцами, отделенными от тел. Их вездесущие глаза были прикованы к нему, полные упрека, разочарования и глубочайшего отчаяния. Все они посвятили свои жизни задаче, от которой зависела судьба человечества, и не справились.

«Чернэ!» — кричал голос отчаяния в его сердце. По крайней мере, Цедрик должен был справиться! Он видел, как падали на землю во дворе крепости в своем последнем бою Жакоб де Луайолла, Арман де Бюре и Филипп Море. Он закричал от гнева и отчаяния, когда оказался свидетелем того, как «мастер меча», безбожный брат Лукреции, поставил безоружного Монтгомери на колени у своих ног и отсек ему голову. Когда он в борьбе с приорами пробрался внутрь крепости, он наблюдал с некоторого расстояния, как Арес и его палачи со зверским удовольствием расчленяют мечами безжизненное тело Папаля Менаша.

«Хотя бы Цедрик!» — молил фон Метц про себя. Его лучший, его последний друг должен выжить! Роберт старался отбросить от себя воспоминание о криках Цедрика, которые он слышал, когда уводил в безопасное место Давида и Стеллу.

Он достиг наделено запертого входа в капеллу и прижал ухо к холодному камню. Он услышал шаги и голоса; голоса, которые он знал, и, когда он их услышал из благословенного помещения, он воспринял это как дополнительное унизительное доказательство своего поражения.

— Где Давид? — Лукреция, должно быть, стояла у главного входа, на противоположной стороне, так как он с трудом разбирал ее слова.

— Твой сын перебежал на другую сторону. Он удрал с фон Метцем.

Арес! Дрожь пробежала по телу Роберта, когда он узнал насмешливый голос темноволосого Гунна. Некоторые из самых ужасных картин прошедших боев замелькали перед его внутренним взором. Лукреция считалась главой ордена, но Арес был ее орудием, с помощью которого она губила свои жертвы. Фон Метц знал, каково это — убить человека, и он ненавидел убивать — независимо от того, насколько его противник заслуживал смерти или насколько он сам был убежден, что поступает правильно и делает единственно возможное. Брат Лукреции, напротив, питал извращенную страсть к убийству.

— Что?! — проник к нему во тьме с трудом сдерживаемый голос его «ошибки», «его тяжкого греха».

Ее по-кошачьи крадущиеся шаги приблизились к алтарю.

— И девчонка жива, — добавил араб. Он мог быть едва ли дальше от Роберта, чем на расстоянии вытянутой руки. — Она тоже была с ними. Они исчезли через подземный ход.

Звук ее шагов замер.

— Ты опять все провалил, — прошипела она. Фон Метц был не совсем уверен, к кому относился этот упрек.

— Я? Почему я? — огрызнулся Гунн. — В девчонку стрелял он.

— Впредь Шариф будет отдавать приказы, — распорядилась Лукреция. — И ты будешь их выполнять.

— Что?! — Арес негодовал. — Он ведь раб!

— А ты неудачник. Уходите оба с глаз долой!

Напряженная тишина наполнила капеллу. Фон Метц услышал, как мужчины покинули помещение. Один из двоих, чью личность было нетрудно угадать, очень торопился. Сама Лукреция осталась. Роберт уловил, что она тихо подошла к алтарю.

«Что она делает? — спросил он себя после того, как довольно продолжительное время ничего не было слышно. — Может быть, она пытается совладать со своей яростью из-за провала миссии? Или тут что-то другое, человечное?»

Она потеряла сына, который ушел к нему, своему отцу. По крайней мере, она должна была в это поверить, хотя Роберт далеко не был убежден, действительно ли случилось то, что он считал невозможным, и действительно ли Давид отвернулся от матери и пришел к нему. Он вообще не знал, как быть и что теперь делать. Он знал только, что нужно найти Цедрика и посоветоваться с ним.

Плакала ли Лукреция? Магистр тамплиеров не был в этом уверен. Но он чувствовал собственные горячие слезы — слезы беспомощности, — которые катились по его щекам. Прислонившись к стене, он сполз на землю и дал волю слезам.

Проходили минуты, а фон Метц все сидел без движения. Наконец он вскочил и привел в действие секретный механизм. Он открыл проход в стене всего лишь на узкую щелочку, через которую смог заглянуть в капеллу.

Лукреция опустилась на колени перед алтарем и сложила руки для молитвы. Ее глаза были закрыты. Даже короткий предательский скрежет, с которым крепкая на вид стена сдвинулась на несколько сантиметров, не прервал ее молчаливой молитвы. Иногда Роберт удивлялся, как это возможно, чтобы два таких разных по сути существа, как он и Лукреция, могут молиться одному и тому же Богу. Как удавалось ей совмещать веру с извращенными убеждениями, с эгоцентрическими, исполненными мании величия целями?