Кровь тамплиеров - [56]

— Следуйте за мной! — повторил тамплиер и заторопился по коридору, приведшему их через полдюжину метров к узкой лестнице, по которой они поспешно спустились вниз.

Оранжево-желтый беспокойный свет очищал контуры от тьмы глубоко под крепостью, когда фон Метц повел их дальше. Внезапное осознание Давидом того, что магистр тамплиеров ведет их через огромный склеп, частично прогнало его безразличие и отупение, заменив их ощущением жуткого, но благоговейного трепета и напряженного внимания. «Здесь же мертвецы», — медленно осознавал он. Фон Метц привел их от умирающих и трупов в надземной части крепости к мертвым, которые обрели последнее место успокоения в каменных саркофагах, расположенных вдоль боковых стен склепа. Для чего ведет их сюда и что намерен делать с ними этот человек?

Давиду следовало бы бояться, как и Стелле, чьи дрожащие пальчики крепко обхватили его левую руку. Или сопротивляться… Но так далеко было сейчас его настоящее «я», которое в отчаянии от него отвернулось и все никак не могло пробиться обратно, превратив его в нечто вроде манекена в человеческой оболочке, автоматически шагающего рядом с подругой.

Магистр тамплиеров на короткое время остановился в полном молчании посреди темного, зловещего помещения перед неким возвышением, на котором стоял большой каменный гроб. Стелла и Давид тоже замедлили шаги, но фон Метц остановился совсем ненадолго. Он с видимым усилием оторвал взгляд от гроба и энергичным жестом подал знак следовать за ним:

— Вперед! Дальше!

Разум, который медленно, но теперь с возрастающей быстротой начал возвращаться к Давиду, нашептывал, что у них нет выбора, что им остается только слушаться магистра и надеяться, что дорога, которой он их ведет, не станет последней.

Когда Арес вслед за Шарифом вошел в крепостную капеллу, он ожидал, что сможет забрать отсюда своего племянника вместе с мечом магистра тамплиеров. Это был эксперимент, который вызывал у него чувство стыда, однако немного позже он ощутил гордость, что смог хорошо подготовить Давида: племянник едва не одолел его самого, «мастера меча». Но в дальнем конце капеллы за алтарем араб стоял в одиночестве и, как обалделый павиан, лихорадочно расшатывал камень за камнем крепко выложенной, простоявшей много веков стены.

Давида и этого проклятого пса фон Метца нигде не было видно, но Арес обнаружил с легкой досадой, что меч племянника крепко застрял между двумя камнями, плотно забитыми в мощеный пол. Или «солнышко» Лукреции поджало хвост и отправилось куда-нибудь подальше? Скорее всего, нет. Возможно, Давиду слишком быстро довелось узнать, что между упражнениями в фехтовальном зале и настоящей битвой простираются целые миры, но причин для бегства тем не менее у него не было: битва прошла исключительно успешно, они захватили крепость прежде, чем тамплиеры поняли, с каким превосходством сил и с какой гениальной стратегией столкнулись. Уже через несколько минут в крепости осталось лишь несколько человек, бесцельно кравшихся по коридорам и столь же отчаянно, сколь и напрасно пытавшихся сопротивляться превосходящей силе приоров, которые, в свою очередь, небольшими группами рыскали по крепости.

Вероятно, Давид сменил свое оружие на меч магистра тамплиеров, который теперь станет их собственностью, как и руины этой славной крепости посреди идиллического озерного ландшафта. Но где он сам?

— Фон Метц с Давидом исчезли за стеной, — сообщил ему Шариф. — Вместе с девушкой.

Он через плечо оглянулся на Ареса и выглядел бы, вероятно, взволнованным и разозленным, если бы, за исключением особо экстремальных ситуаций, что-либо могло воздействовать на его мимику.

— Кстати, она жива, — добавил араб, как будто считал фантазию Ареса настолько ненормальной, что тот без этого пояснения мог вообразить, что фон Метц и юноша исчезли из капеллы с уже разлагающимся трупом девушки.

— Тогда твое искусство в стрельбе уже не то, каким было когда-то, — внешне спокойно сказал Арес, в то время как внутри него закипала ярость, которая не касалась араба. Проклятье! Давид действительно дрянной маленький Сен-Клер! Если имеешь дело с ним, можно рассчитывать на что угодно.

Его сестра оказалась наивной дурой, вообразившей, что за столь короткое время можно сделать из него преданного, простодушно-глуповатого, образцового рыцаря. В конце концов, в Давиде текла и ее кровь. Более того, убежденность, что она должна стать бессмертной, нужно было растить медленно и холить в глубине сердца, а не выпускать наружу из-за ненависти и отчаяния. Было большой ошибкой взять юношу к себе в дом, как бы хорошо он ни сражался и какой горячей любовью ни проникся к боевому искусству. Но ведь его, Ареса, никто не слушал уже потому, что сестра еще в детстве отучила его вообще открывать рот.

Арес решил это изменить, как только они вернутся в «Девину»; в конце концов, они давно не дети. При всей своей коварной хитрости Лукреция проявляла во многих вещах опасную наивность, и это станет очевидно для каждого уже сегодня. Возможно, всё обернулось не так уж плохо. Это сделало достоверным его давнишнее, скрываемое ото всех убеждение — возможно, Лукреция теперь сама поймет и осознает: лучшее, что она может сделать в отношении маленького Давида, — это предоставить ему, Аресу, полную ответственность и свободу действий. Он будет неусыпно следить за мальчишкой и воспитает из него настоящего рыцаря ордена приоров, как только заполучит его обратно. Давид ведь не смог уйти далеко. По крайней мере, Арес должен отдать должное Лукреции: несколько маленьких превентивных мер она все же приняла.