Кровь неба - [30]

Рено снова залезла в кабину, проверила пульс у спящего Винни и спустилась ко мне. И первым делом заехала мне по морде.

— Мне очень жаль Демерса, — сказал я. — Но это сделал не я. Когда мы доплыли, он был уже мертв.

— Кто его убил? — Лицо у нее было багровым.

— Насколько я понял, убил его Хэнк Гэннон. Он там, на берегу. И тоже мертв. Гэннона убили мы. Он пытался нас застрелить.

— Мы видели вас с ружьем, Макнайт. Заметив нас, вы кинули его в кабину.

Я сделал глубокий вдох. Замолчать бы мне тогда — это было бы самое умное. Но я никогда не отличался особым умом.

— Слушайте, — сказал я, — мы здесь уже второй день. Нас доставили сюда Ги Берар и его дед.

— Знаю, — сказала Рено.

— Где они? — взволнованно спросил я. — Они…

— Они дома. Зачем они привезли вас сюда?

— Это долгая история. Винни нужно доставить в больницу. Я все вам расскажу по дороге.

Она посмотрела на своих спутников, потом на меня.

— Мой напарник мертв. Лучший из всех полицейских, которых я знала. Мертв…

— Много кто еще мертв, — сказал я. — Том, брат Винни. Олбрайт и все остальные, кто пропал. Мы их нашли.

— О чем это вы? Они улетели отсюда в субботу.

— Нет, — ответил я. — Мы нашли их. Я расскажу вам все, что знаю, — пообещал я. — Прошу вас, увезите отсюда Винни. Он ранен.

Это ее встряхнуло.

— Джим, забери этих людей. Я остаюсь тут.

— Ты что, спятила?

— Я не оставлю своего напарника, — ответила она. Лицо у нее было каменное. — Вызовите подмогу.

Они вытащили Винни из кабины и погрузили в полицейский самолет. А с меня сняли наручники, и я сам перебрался, а когда сел, наручники снова надели.

— Никогда не взлетал с такого крохотного озера, — пробурчал пилот, поднимая самолет в воздух.

Пилот связался с начальством. Боксер сидел с ним рядом и все время оборачивался на меня. Мне показалось, что была у него мысль открыть дверцу и вышвырнуть нас из самолета.

Летели мы больше часа. Я подремывал, просыпаясь, когда самолет слишком уж трясло. Приземлились мы в маленьком аэропорту. Самолет был настоящей амфибией, умел садиться и на воду, и на бетон.

Через полчаса я сидел в больничной палате. На одну руку мне поставили капельницу, а другую приковали наручником к кровати. Два констебля стояли у двери, а врач срезал мне ножницами шнурки на ботинках.

— Сколько вы там провели? — спросил он.

— Почти два дня.

— Нога здорово распухла. Посмотрим, что можно сделать.

— А что с Винни? Как он?

Врач глянул на полицейских.

— Не знаю, — ответил он. — Им занимается другой врач.

Он наконец стянул ботинок и носок. Нога была багровой. Я ее даже не чувствовал.

— Плохо дело, — сказал он. — Надо согревать ее постепенно. И держать на весу. — Он взялся за другой ботинок.

— Ребята, может, кто из вас сходит посмотреть, как там Винни? — попросил я стражей.

Они не шелохнулись.

— Спасибо большое, — сказал я.

Когда врач снимал второй ботинок, вошел мужчина, показавшийся мне знакомым. Вторая нога была не лучше.

— Классический случай траншейной стопы, — сказал вновь прибывший. — Вам придется долго лечиться.

— Вы можете сообщить хоть что-нибудь о моем друге?

— Ему сейчас промывают рану. Этот скотч практически спас ему жизнь. Ваша была идея?

И тут я сообразил, где видел его раньше. Это был старший сержант Морланд из Херста. У него, по-видимому, был выходной — он был в штатском.

— Поймите, мы не убивали констебля Демерса, — сказал я.

— Ему оставалось три месяца до пенсии. Вам это известно?

— Да.

Он достал диктофон:

— Начните с самого начала.

Что я и сделал. Я рассказал ему, как мы в первый раз приехали на базу, как встретили Ги и его деда, как прилетели на озеро, нашли мертвые тела и второй самолет. Я рассказал все с начала до конца, а потом повторил снова, и на этот раз меня слушали еще несколько человек из канадской полиции.

Посреди моего рассказа принесли еду. Жареную индейку с картофельным пюре и соусом. Я попросил извинить меня и набросился на угощение.

Когда они ушли, сторожить меня остался новый констебль. Он сел на стул и не сводил с меня глаз. Через несколько часов я наконец задремал. Но мне мерещились деревья, самолет, кружащий по озеру, и открытые глаза мертвеца.

И медведи.

Утром врач снова осмотрел мою ногу. Сказал, что цвет стал гораздо лучше, и спросил, как я себя чувствую.

— Хреново, — сознался я. — Жутко зудит.

— Этого и следовало ожидать, — сообщил он.

— Вы не можете сказать, как там мой друг?

— Лучше, чем можно было ожидать. У него отстрелена мочка правого уха.

— Я это сразу понял. Можно мне его увидеть?

Врач посмотрел на констебля.

— Это не мне решать, — сказал он.

Я еще поел. А потом лежал на кровати и тихо сходил с ума.

Чуть позже в палату вошла констебль Рено. Она отпустила дежурного и, когда он ушел, сняла с меня наручники.

— Мы нашли тела. Там, где вы и говорили.

— Полагаю, вы нашли и Гэннона?

— Разумеется. Его тело я заметила еще с самолета.

— Мне очень жаль вашего напарника. — Я не знал, что еще сказать.

— Я, когда осталась с ним, пообещала, что выясню, как все было.

— Это меня интересует не меньше, чем вас, — сказал я. — Установили, когда были убиты Том, Олбрайт и остальные?

— Дней десять назад. Задолго до вашего приезда.

— Да, — кивнул я. — Так мы и предполагали.