Кровь и розы - [6]

только тихо засмеялся, и теперь дыхание на моей коже казалось

горячим, словно воздух из печи.

Он прикусил мою кожу – обычными, тупыми зубами, а не острыми

клыками – царапнул её, лизнул и пососал, пока она не покраснела от

притока крови, которую словно тянуло к нему – так же, как его тянуло к

ней. Не оглядываясь, я нашарил подоконник за своей спиной и

вцепился в него так, что заболели пальцы.

Он придвинулся и, наверное, прижался бы ко мне, если бы моя

рука между нашими телами не сдерживала его натиск. Я попытался

отступить, но Майкель не позволил дистанции между нами

увеличиться. Он пригвоздил меня к стене: я почувствовал, как лопатки

врезались в жесткое дерево. Одной рукой он оперся о стену, так

близко к моему лицу, что я мог чувствовать запах его мыла; другой

приподнял мое запястье, склонился над ним и укусил.

Я вздрогнул, словно в меня ударила молния, и задумался, забыл

ли я о боли, притупило ли время воспоминания, или он просто был

сегодня более грубым. Даже зная, какие муки меня ждут, я хотел

позволить ему насытиться, взять с меня хотя бы это, раз уж он не

намерен пользоваться основными услугами. Но моё тело действовало

само по себе: я отталкивал его, цепляясь за сюртук, впивался

пальцами в подоконник, как будто мог сбежать и избавиться от

Майкеля. Я не был слабым, но моя сила не шла ни в какое сравнение

с мощью вампира. Я чувствовал себя мышью, которая пытается взять

верх над кошкой, держащей её в когтях.

Когда у меня подогнулись колени, он подтянул меня свободной

рукой и вжал в стену, рыча так, что у меня волосы на затылке встали

дыбом. Этот звук куда больше подходил животному, огромному

существу, рыщущему по лесам и пугающему здравомыслящих людей

так, что они боятся покидать свои дома. Но не человеку в шляпе и

сюртуке с рассыпанными по плечам волосами и редкой ослепительной

улыбкой.

Так звучит Смерть, пришедшая за тем, что ей причитается.

Человек не может издавать такой рык.

Я перестал сопротивляться и только мелко дрожал, вцепившись в

его сюртук. Мои пальцы вздрагивали возле его щеки с каждым

движением его острых, как иголки, клыков.

Боковым зрением я заметил, как его рука сжимается в кулак и

костяшки касаются дерева. Он вытащил клыки и поднял голову, чтобы

взглянуть на меня своими темными, дикими глазами. Я попытался

выскользнуть из узкого пространства между ним и стеной, но он

пригвоздил мои руки к доскам. Из ранок медленно сочилась кровь. Он

прильнул к укусу и слизнул капли, не дав им упасть на пол, а затем

снова впечатался в моё запястье, посасывая, но не кусая.

Он устранил последнюю преграду между нами, и теперь его грудь

прижималась к моей, его тело вжималось в моё. Он склонил голову

так, что мы почти касались щеками. От каждого моего выдоха его

волосы трепетали, пряди поднимались перед моими глазами и

прилипали к моей вспотевшей коже. Он опустил руку мне на талию, не

давая пошевелиться. Я закрыл глаза, медленно, осторожно разжал

пальцы и убрал руку с его плеча.

Мы могли бы быть просто любовниками в страстных объятьях,

слишком нетерпеливыми, чтобы добраться до постели. Могли бы, если

бы не боль в моем запястье, если бы я не видел боковым зрением, как

работало его горло при каждом глотке.

— Майкель, — звук получился тихий, но слишком хриплый для

шепота.

Он что-то прогудел в ответ, и я взял на себя смелость

предположить, что он меня слушает, облизал сухие губы и попытался

снова заговорить:

— Ты же меня до последней капли высосешь.

На этот раз он, похоже, глухо засмеялся, и немного оторвался,

чтобы ответить мне.

— У тебя ещё есть, чем поделиться.

Его язык скользнул по запястью: раз, другой, потом ещё раз. Я

повернул голову и снова произнес его имя, наблюдая, как его взгляд

скользит по мне и возвращается к моей руке, прижатой к стене, словно

вид нескольких капель крови приковывал его внимание, как сытный

обед – голодающего.

Я нервно рассмеялся и попытался пошутить:

— Знаешь, я так начну думать, что ты не ел всю неделю.

Он посмотрел на меня со странным выражением лица, которого я

не мог понять. Освобождая меня, он разжал пальцы и отошел на пару

шагов.

Я медленно опустил руку. Он стоял в центре комнаты, не отрывая

от меня взгляда. Пока он не заговорил опять, я, пожав плечами,

скользнул к комоду, чтобы достать свежие бинты. За прошедшую

неделю я израсходовал все свои запасы, так что теперь приходилось

выпрашивать у девчонок. Присев на край кровати, чтоб перевязать

новый укус, я печально подумал, что мне придется покупать больше

перевязочного материала, раз Майкель собрался продолжать свои

визиты.

На этот раз бинтовать было сложнее – вторая рука слушалась не

очень хорошо. Майкель смотрел, как я заматываю руку, снова

разворачиваю и начинаю сначала, а потом подошел, присел рядом и