Кровь боярина Кучки - [207]

Шрифт
Интервал

ЧЕМЕРА - одуряющий табак из воробьиной гречихи.

ЧЕРВЕНИЦА - красильное растение.

ЧЕРВЕЦ - июнь.

ЧЕРВЛЕНЫЙ - багряный.

ЧЕРЕВЬЯ ШАПКА - шапка из подбрюшного меха.

ЧЕРНЕДЬМУЖИКИ - государственные хлебопашцы.

ЧЕРНИЗИНА - предмет, чернеющий вдали.

ЧЁРСТВЫЙ КВАС - кислый (в противоположность сладкому).

ЧИСЛОЛЮБЕЦ - математик.

ЧМУР - хмель, одуренье.

ЧМУРИЛА - шутник, проказник.

ЧМЫРКНУТЬ - выпить.

ЧУВАХЛАЙ - невежа, грубиян, неотёсанный.

ЧУДИНЦЫ - торгующие с Прибалтикой.


ШАЛЫГА - плеть, кнут.

ШАНЯВА - разиня.

ШАНЯМАНЯ - кое-как.

ШЕЛЕПУГИ - плети с металлическими наконечниками.

ШЕСТОКРЫЛ - таблица для гадания по знакам зодиака, по звёздам.

ШИБАЙЛА - буян, драчун.

ШИКАН - придира.

ШИЛЬНИК - мелкий плут.

ШТЕЦИНЦЫ - торгующие с Польшей.

ШТУКОВАТЫЙ - хитрый.


ЩАП - щёголь.


ЮРИТЬ - суетиться.


ЯПАНЧА - длинное верхнее платье без рукавов.

ЯТКА - прилавок под навесом.

ЯТРЁБА - мошонка.

ЯУРТ - холодный овечий варенец, заквашенный сметаной.

ЯХНУТЬ - осесть, съёжиться.

ЯЧАТЬ - жалобно стонать.

ЯШНИК - пленник.



Еще от автора Вадим Петрович Полуян
Ослепительный нож

О бурных событиях последней княжеской усобицы на Руси - борьбе за московский престол между Василием II и сыновьями галицко-звенигородского князя Юрия Дмитриевича (Василия Юрьевича Косого и Дмитрия Юрьевича Шемяки) в первой половине XV в. - рассказывает роман современного писателя-историка В. Полуяна.


Юрий Звенигородский

Новый роман известного современного писателя-историка рассказывает о жизни и деятельности одного из сыновей великого князя Дмитрия Ивановича Донского — Юрия (1374–1434).


Рекомендуем почитать
Заслон

«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.


За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.