Кровь боярина Кучки - [197]

- Стало быть, Томилка - пособник твой, - удивился Род.

- Ушей и глаз надобно тьму тысяч, а у меня тех и других только по двое, - доступно объяснила Вевея и, помолчав, добавила: - Давно я подозревала этих обиженных. Стократ государю докладывала. А он их щадил. Не допускал, что пойдут на крайность. Не находил для розыску оснований. Намеревался удалить тихо. Да перемедлил…

На полдороге заночевали не в становище (Вевея остерегалась обыщиков), а в крайней курной избе, где безопасность Рода, по мнению спутницы, оставалась надёжной. Её возатай порыскал по деревне, раздобывая еду, да и вернулся ни с чем.

- Ну что же ты за мужик? - ругала его Вевея. - Не мужик, а какой-то теля-патя Фомка-староста!

Она взялась за дело сама, принесла жареного куря, чем и повечеряли.

- Обедняла деревня, - тряхнула яркими кудрями рыжуха, - значит, город голодать будет!

Её возатай в качестве сторожа улёгся в карети. Роду постелили на сеновале. Шуршало сено, когда он ворочался. Поскрипывали сверчки то там, то сям… Сон сморил его почти тут же. И потянулась перед глазами дорога далеко-далеко… Лес шумел… Сбруя на Катаноше неприятно скрипела. Надо бы жиром смазать сухую сыромять. А вот уже и река, к коей он так стремится. К берегу волной прибивает дубовый короб, а на коробе в белом платье - Улита. Он спрыгивает с Катаноши, она - с дубового короба, и оба бросаются навстречу друг другу… До чего крепок, до чего жгуч её поцелуй!

Род встрепенулся, открыл глаза и во тьме сеновала увидел над собою лицо Вевеи.

- Всю жизнь тебя дожидалась! - припала она сызнова к его губам.

Род едва оторвал от себя безумную.

- Мало тебе Улита срывала чемер, так я сорву…

- Ну сорви, сорви! - ткнула она голову ему в грудь. - Злица твоя, Царство ей небесное, ежедень держала меня в нелюбках, а я старалась ей же во благо. Степан Иваныч и Андрей Гюргич были умнее вас. Не спаривалась бы она с тобой, жила бы и по сей час. Двое лазутников было в Кучковом доме - я да Якимка. Только он - злой лазутник, я добрая.

- Пошто не даёшь поспать? - тяжело вздохнул Род.

- В избе дышать нечем, - разогнувшись, села Вевея. - Да и… и… наконец-то дорвалась до тебя! - Она взяла его руку в обе свои тёплые ладони, - У, холод, как от покойника!

- Я теперь покойник и есть, - отозвался Род, - Многажды убиваемый, многажды спасённый, а все ж покойник.

Вевея вновь припала к нему:

- Рано себя хоронишь. Я тебя оживлю! Надеялась, блюла девство, ожидаючи… Дождалась!.. Помнишь, как умоляла: «Врачу, исцели от любви к тебе!» Отказал в исцелении. Вот теперь и бери в подружии. Первый и единственный мой! Мы ведь спервоначалу предназначались друг другу. С Улиткой-то у вас судьбы - вразнотык. Поперечили предначертанному, вот и вышло несчастье. А теперь мы с тобой хоть остаточек жизни проживём счастливо. Я стану холить тебя, оберегать твой покой. Вот и помолодеешь душой и меня за добро полюбишь…

Слушал её несчастный, непроизвольно перебирая жёсткую медь волос, и думал вовсе о другом.

- Сейчас сызнова займётся усобица, - вслух произнёс Род. - Только убивать, полонять и жечь будут у нас здесь, а не на Руси.

- Твоя правда, - согласилась Вевея. - Ведь едва разнеслась по волости весть о смерти Андреевой, вся дружина съехалась во Владимир, все лучшие люди Ростова, Суздаля, Переяславля. Знаю, что говорили: «Делать нечего, так уж случилось, князь наш убит. Детей у него тут нет. Сынок ещё молодой - в Новгороде. Братья - в Руси…»

- А сын Глеб? - перебил Род.

- О Глебе - ни полслова, - жёстко сообщила Вевея, - Ведают, что не сын. Да и в монахах он.

- За каким же князем послали? - полюбопытствовал Род.

- Вспомнили про соседа нашего, князя Рязанского, - продолжала Вевея. - Побоялись, чтоб не нагрянул ратью внезапно. Решили: «Пошлём к Глебу Ростиславичу. Скажем, князя нашего Бог взял, так мы хотим Ростиславичей - Мстислава и Ярополка, твоих шурьёв».

- Сыновей старшего сына Юрьева Ростислава, коего я из болота выволок? - вспомнил Род.

- Все это происки рязанских посольников Дедильца да Бориса, - объяснила Вевея.

- Забыли… Гюргию ещё целовали крест жить под меньшими его сыновьями Михаилом да Всеволодом, - сонно вымолвил Род. - Посадили Андрея… Он братьев прогнал… Нынче, стало быть, сызнова их забыли…

- Глеб Рязанский обрадовался, - уже как бы издали достигал его слуха рассказ Вевеи, - послал своих послов вместе с владимирскими в Чернигов… Там сейчас приютились его шурья… Да ты уже в тридесятом царстве, мой Родушка - седая бородушка…

Большая мягкая теплота дышала на него, прижималась к нему… И когда он проснулся, разбуженный прямым солнечным лучом, проникшим в приотворенную дверь сеновала, голова спящей красавицы покоилась на его плече, пылая языками огненных прядей.

Отдохнувшая пара гнедых скакала весь день с краткой остановкой в лесу. Вевея остерегалась постоялых дворов.

- От кого ты меня хоронишь? - недоумевал Род.

- Да от обыщиков же! - втолковывала Вевея, - Я же ещё во Владимире сказывала, что молва людская не отделяет тебя от Якимки: братцы да братцы Кучковичи! Оглагольник Кузьмище Кыянин видел, как ты вышел в крови с отрубленной десницей Андреевой… Не довольно?