Кровь боярина Кучки - [173]

Шрифт
Интервал

Сельга скоро кончилась. Колючая сухая степь внушала Роду: мы чужие! Вот мазанки подградья. Чужесть, пыль, как в Шарукани. А народ уже бежит спросонок. Краснотелые мужчины в грубых одеждах из портяной[463] ткани, с топорами, креноватыми ножами и мечами у поясов. Женщины, укутанные в бисерные понки - одна рука свободна, - с бронзовыми, медными коробочками и ножами на груди. Род усвоил одно слово на кукразском языке.

- Куда? - остановил он двух бегущих.

- Майдан, майдан, - ответили они.

Понял, что на площадь.

И в самом деле площадь гудела, как киевское вече в день убийства Игоря Ольговича.

Перед глазами Рода колыхалась зелёная чалма. Её владелец повысматривал в толпе кого-то и оглянулся. Смуглое округлое лицо с большими черными глазами, с ухоженной черно-серебряной бородкой. Глаза при виде Рода оживились.

- Клянусь Аллахом, ты русич, - произнёс он чисто по-славянски, мягким, сладким голосом. - Ты хочешь посмотреть на погребение?

По выговору обладатель дорогой чалмы живал, скорее всего, в Суздале, нежели в Киеве.

- Бывал в моих краях, мудрейший? - спросил Род.

- Ростов, Владимир, Ярославль, - охотно перечислил путешественник. - Будь на то воля всевышнего Аллаха, посетил бы Новгород Великий, но… Что ж мы тут увидим? Взойдём на кровлю вот этой ашханы, - указал он на ближайший белокирпичный дом. И Род при этом вспомнил Белендшера, говорившего об ашхане на площади.

- Араб, тебя зовут Абу Хамид? - на всякий случай спросил он.

Вот я перед тобой, - ответил незнакомец. - Абу Хамид ал-Гаранти к твоим услугам. Араб я иберийский[464], родом из Гранады. Ты о такой земле не ведаешь?

Соль в Киеве, я слышал, иберийская, - припомнил Род. - Ещё вкушал у князя иберийские ветры, пирожки такие сладкие.

Абу Хамид невольно улыбнулся:

- Где тебе хорошо знать мою страну? Один Аллах все знает лучше всех, ибо он самый мудрый, самый могущественный и щедрый, самый снисходительный и милосердный.

Тем временем хозяин ашханы открыл им вход наверх. Они взошли на кровлю.

Перед белокирпичной двухпрясельной[465] громадою дворца сияли позолотой два широкоплечие болвана. Между ними на четырёх столбах высилась ладья с маленьким срубом у кормы. Посреди ладьи старуха в чёрном устилала стёгаными покрывалами, подушками из греческой парчи широкую скамью.

- Ядшудш, Мадшудш, - сказал араб, указывая на болванов. - Ангел Смерти, - кивнул он в сторону старухи.

По сторонам стояли два помоста. На одном сидели девять человек в белых одеждах.

- Девять судей Эталя, столицы всех кукразов, - пояснил Абу Хамид.

О другом помосте с затейливой хороминкой из свежего пластья он не сказал пока ни слова.

Уныло зазвучали длинные сопелки в устах гудцов. С дворцового крыльца стало спускаться шествие. В центре его над головами плыли высокие носилки. На них лежал вчерашний возвращенник к столь недолгой жизни. Он был в блестящих сапогах, в парчовом подпоясанном кафтане с золотыми пуговицами, в собольей шапке. Его подняли на ладью и положили на стёганое покрывало, обрамив подушками. К одру покойного принесли мёд, плоды, травы благовонные, хлеб, мясо, лук. Оружие - налучье, колчан со стрелами и обоюдоострый меч - сложили в изголовье. Тут же внесли собаку, раскроили надвое и бросили в ладью, ввели по паре коней, коров и, изрубив мечами, оставили в ладье. В придачу к ним зарезали петуха с курицей.

- Призываю Аллаха и его ангелов в свидетели, я на такое варварство взираю, как и ты, впервые, - обратился к Роду Абу Хамид. - Конечно, пересказывали мне весь этот обряд кукразов не единожды, а вот воочию узреть не доводилось.

- Вон, вон! - перебил Род. - Куда они пошли?

Он углядел, когда Текуса отделилась от процессии и поднялась на тот, второй помост с затейливой хороминкой. След в след за ней шёл Семендер. Они вошли в чертог.

- Ах, - сморщился араб, - дикий обряд совокупления. Сейчас преемник Чаушнара возляжет с овдовевшею царицей и скажет: «Если б ты не сделала сего, то кто бы посетил тебя?»

- Чего… сего? - не справился с дыханьем Род.

- Ну, перед тем её же спрашивали: «Хочешь умереть с ним?» То есть с мужем. Она сказала: «Да!» Вестимо, против воли.

- О, Сарагурь! - вырвалось из самой души Рода.

Он с горечью подумал, что Семендер дождался своего.

- Бедняжка Сарагурь надеялась на твою помощь, - прямо в ухо прожурчал Абу Хамид, - Ты чародей! Однако не рассчитал по молодости: слишком много влил своей силы в немощное тело сразу. Старик просто не выдержал…

Между тем поникшая Текуса и довольный Семендер сошли с помоста. Царицу подвели к чему-то сделанному наподобие колодезного сруба. Она стала на руки мужчин и заглянула в сруб. Старуха Ангел Смерти подошла и трубно вопросила по-кукразски. Тут же перевёл Абу Хамид:

- Что видишь?

Надтреснутым металлом прозвучал ответ Текусы:

- Вижу здесь отца и мать свою.

Её спустили с рук и снова подняли. Опять тот же вопрос. Она ответила:

- Теперь я вижу всех своих умерших родственников.

Её спустили и подняли в третий раз.

- О! - мучительно воскликнула она. - Там господин мой. Он сидит в раю, прекрасном и цветущем. С ним мужи и юноши. Он призывает: пустите меня к нему.

Вот возвели царицу на ладью. С ней вместе взошли Куль, Бака и Илека. Ангел Смерти сопровождала их. Вот Сарагурь сняла с себя запястье и отдала старухе. Сняв кольца с ног, она вручила их своим прислужницам.


Еще от автора Вадим Петрович Полуян
Ослепительный нож

О бурных событиях последней княжеской усобицы на Руси - борьбе за московский престол между Василием II и сыновьями галицко-звенигородского князя Юрия Дмитриевича (Василия Юрьевича Косого и Дмитрия Юрьевича Шемяки) в первой половине XV в. - рассказывает роман современного писателя-историка В. Полуяна.


Юрий Звенигородский

Новый роман известного современного писателя-историка рассказывает о жизни и деятельности одного из сыновей великого князя Дмитрия Ивановича Донского — Юрия (1374–1434).


Рекомендуем почитать
Банка консервов

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Масло айвы — три дихрама, сок мирта, сок яблоневых цветов…

В тихом городе Кафа мирно старился Абу Салям, хитроумный торговец пряностями. Он прожил большую жизнь, много видел, многое пережил и давно не вспоминал, кем был раньше. Но однажды Разрушительница Собраний навестила забытую богом крепость, и Абу Саляму пришлось воскресить прошлое…


Заслон

«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.


За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .