Кромвель - [98]

К Кромвелю в Эдинбург почти в то же самое время явился известный гравер Томас Саймон, чтобы набросать эскизы для его портрета. Парламент постановил выбить медаль в честь победы при Денбаре.

Осенняя кампания показала, что Лесли продолжает и будет продолжать держаться прежней тактики. Он не даст больше решительного сражения, а станет изматывать противника мелкими стычками. В конце января Кромвель возобновил атаки на шотландцев и взял еще несколько крепостей. Возвращаясь в Эдинбург после одного из походов, под градом и снегом, он сильно промерз и на следующий день свалился в сильнейшей лихорадке. Это была она, ирландская болезнь; год назад она сотрясала его ознобом и бросала в жар. На этот раз прихватило особенно жестоко: он горел, бредил, он был, казалось, на пороге смерти. Но болезнь внезапно отступила. Кромвель еще не знал, что это «трехдневная лихорадка», коварный недуг, способный возвращаться много-много раз, изматывая безжалостно свою жертву.

11 февраля он чувствовал себя уже совсем хорошо и занимался делами. Солдат, привыкший к трудам и невзгодам, он не умел и не мог лежать в постели. Однако последовал второй отчаянный приступ, он свалился. Восемнадцатого уже снова был на ногах и сообщал, что совсем поправился. Однако зловредная лихорадка возвратилась, и только двадцать третьего он опять смог писать письма, отдавать распоряжения, обсуждать с офицерами планы новых походов. Двадцать пятого он даже отправился было в порт, к морю, посмотреть на сооружение новых укреплений, но вынужден был вернуться: болезнь снова, подобно коварному и сильному врагу, выбила его из седла, уложила в постель, на этот раз на целых десять дней.

Кромвель был не из тех, кто легко сдается. Едва почувствовав себя лучше, он снова бросался в дела, забывал об отдыхе, о предписаниях врача, об осторожности. Но периоды относительного здоровья становились все короче. Одиннадцатого марта он был плох опять, и доктор запретил передавать ему письма.

В Лондоне его болезнь вызвала большую тревогу: недееспособность главнокомандующего была чревата опасностями сама по себе, и, кроме того, шотландская кампания затягивалась. Государственный совет послал в Эдинбург гонца — выразить сочувствие и заодно посмотреть, как идут дела. Посланный застал генерала в столовой, где тот обедал вместе со своими офицерами; армия его готова была сражаться. Гонца тут же отправили обратно с этими новостями и с письмом Кромвеля, адресованным Брэдшоу:

«Милорд, приношу нижайшую благодарность за вашу высокую заботу и нежное внимание ко мне, недостойному… Ваши дела не нуждаются во мне: я — ничтожное создание, еще недавно похожее на скелет; и сейчас еще я бесполезный слуга… Я думал, что не переживу этого приступа болезни, но господу было угодно судить иначе…»

На словах Кромвель велел сказать посланцу, что здоровье его сейчас лучше, чем когда-либо. Он в самом деле поправлялся и начал уже снова вникать во все дела и обсуждать планы новой кампании. 7 и 8 апреля он выезжал в карете и принимал посетителей. Весна, казалось, несла ему выздоровление.

И вот он уже снова на коне, участвует в стычках, мчится в Глазго подавлять роялистский мятеж, осаждает сумрачные шотландские твердыни. Но весенний воздух обманчив. 16 мая Кромвель снова чувствует смертельный холод в руках и ногах, в самом сердце; его укладывают в постель, накрывают одеялами, поят теплым вином; он согревается, глаза пылают сухим блеском, жар одолевает все сильнее, он почти теряет сознание. В следующие три дня его сотрясают один за другим пять новых приступов. Окружающие опасаются, что он уже не встанет.

В Лондоне серьезно обеспокоены. К Кромвелю посылают двух его врачей; они едут в личной карете самого лорда Фэрфакса. Палата постановляет: «По случаю болезни лорда-генерала и по суровости климата страны, где он находится, ему предлагается для сохранения здоровья переехать в какую-либо часть Англии, где при помощи божьей и употреблении усиленных врачебных пособий он мог бы восстановить свое здоровье и силы, чтобы иметь возможность возвратиться к армии; в ней ему предоставляется право назначить пока временного командира по своему усмотрению».

Но когда врачи прибыли, Кромвелю было уже лучше. Крепкое сложение и, как он сам верил, сила духа победили. В июне он стал готовиться к новой военной операции.

Это было как нельзя более необходимо. Пришли тревожные вести о роялистских мятежах в Англии. В декабре вспыхнуло восстание в Норфолке; в марте был раскрыт крупный заговор в Ланкашире — его участники рассчитывали на помощь шотландцев; в июне поднялись кавалеры Уэльса. Шотландскую кампанию надо было закончить во что бы то ни стало — и закончить верным, победным ударом, чтобы возвысить республику, показать всем врагам ее силу.

Но как это сделать? Как нанести сокрушительный удар Лесли, который собрал к тому времени уже достаточно войска и снова не желал давать сражения — он помнил успех прошлогодней тактики. С севера он беспрепятственно получал продовольствие и подкрепления. Как покончить с кавалерами, когда под знамена Карла в Перт продолжали стекаться все новые силы и король хотел сам их возглавить. В непокоренных северных горах бряцали оружием воинственные кланы; того и гляди они начнут партизанскую войну против англичан. Еще одна зима в Шотландии — и не будет у республики больше армии, а быть может, и главнокомандующего не будет.