Кромвель - [53]

— О джентльмены, вы меня погубили!

Затем, несколько оправившись, заявил твердо, что вынужден взять короля под стражу. Верность парламенту (или страх перед Кромвелем?) победили личные симпатии. Король стал пленником Кэрисбрукского замка, в Лондон полетел гонец с донесением о случившемся.

Несколько дней спустя Кромвель поднялся в палате общин, чтобы сообщить о том, что король прибыл на остров Уайт и находится в надежных руках. Он говорил о том, каким честным и преданным человеком оказался полковник Хэммонд, с каким усердием он охраняет особу короля. Его веселость заставила некоторых проницательных людей подумать: «Не потому ли он так радуется, что король угодил как раз туда, куда ему, Кромвелю, было нужно?»

В самом деле, на острове Уайт король был далеко и от левеллеров, которые, того и гляди, готовы были пустить в дело свои угрозы, и от шотландцев, замышлявших его похитить. Он был в руках родственника Кромвеля, и за Кромвелем оставалось решающее слово. Так, по крайней мере, думали многие современники.

Кромвель и сам понимал, что решающее слово теперь за ним. Он ощущал в себе огромную силу. На 15 ноября был назначен общий смотр семи полков близ местечка Уэр, в Герфордшире. Еще в Пэтни было решено, что смотр войск будет проводиться по частям — так легче договориться с солдатами.

Полкам уже известно было о побеге Карла, но где он, еще никто не знал. Во все гавани и порты разослали специальные запреты: ни один корабль не должен отплыть от берегов Англии. Тому, кто укроет у себя короля и не сообщит об этом парламенту, грозили смертная казнь и конфискация имущества.

Брожение в армии готово было перейти в мятеж. Левеллеровские памфлеты ходили по рукам. Уайльдман писал, что Кромвель и Айртон предали дело народа и отстаивают интересы его врагов. Лилберн призывал: «Добивайтесь чистки нынешнего парламента!.. Настаивайте на выплате жалованья! Требуйте уничтожения церковной десятины; отмены монополий, принятия „Народного соглашения“! Но главное — не доверяйте генералам, ибо они в сговоре с парламентом!..» Кромвелю доносили, что многие левеллеры не столь настроены против Карла, как против него, Кромвеля. А в парламенте поговаривали, что Генри Мартен готов быть вторым Фелтоном: как тот вонзил кинжал в Бекингема, так Мартен теперь жаждет обагрить свой клинок кровью победителя при Нэсби.

Кромвель и Фэрфакс ехали верхом бок о бок, не переговариваясь, с тревогой вслушиваясь в шум, доносившийся издалека, с той стороны, куда они направлялись. Когда они въехали на холм и поле, покрытое войсками, открылось перед ними, они сразу заметили, что солдат прибыло больше, чем они ожидали: вместо семи полков явилось девять. Без разрешения прибыли полки Гаррисона и Роберта Лилберна — брата «свободнорожденного Джона». Они пришли вопреки приказу главнокомандующего, уже это само по себе являло бунт. На многих шляпах что-то белело: это были листки с текстом «Народного соглашения» и девизом: «Свободу Англии! Права солдатам!»

Какой-то всадник отделился от войска и помчался наперерез генералам. Кромвель узнал Рейнсборо. Весь вид его выражал независимость и решимость, на шляпе белел листок, в руке он держал текст «Народного соглашения». Кромвель сделал знак адъютанту, тот выскочил навстречу всаднику, толкнул его конем, вырвал бумагу, не дал подъехать к командованию. Полки зашумели.

Фэрфакс, взглянув на Кромвеля, тронул коня. Вместе они подъехали к первому полку, и Фэрфакс спокойным начальственным тоном произнес несколько слов. Он призывал солдат покончить с недовольствами, подписать присягу командованию и военному совету. Все обошлось мирно: солдаты дружно прокричали «ура», текст присяги пошел по рядам.

Второй, третий, четвертый полки подчинились столь же безропотно. Перед полком Гаррисона заговорил Кромвель. Возвысив голос, он перекрыл раздавшиеся было мятежные выкрики; солдаты, немного пошумев, подчинились. Белые листки со шляп исчезли.

Подъезжая к полку Роберта Лилберна, Кромвель ощутил такую враждебность, что сердце его мгновенно налилось яростью. Довольно уговоров! И в самом деле, в ответ на его хриплым голосом выкрикнутый приказ снять листки со шляп и удалиться восвояси никто не пошевелился. Он увидел близко против себя дышащие ненавистью лица солдат, мрачную решимость настоять на своем, не подчиниться. И это были его солдаты, его армия!

Он выхватил шпагу. Вы не хотите подчиниться, так я вас заставлю! Конь взвился на дыбы под его безжалостными шпорами. Солдатские лошади испуганно шарахнулись, ряды смешались, кто-то упал. Кромвель не помнил себя. Его шпага со свистом рассекала воздух, а другая рука срывала, рвала, комкала белые листки. Кого-то он ударил по лицу, с кого-то сбил шляпу.

— Хватайте зачинщиков! Вяжите их! — кричал он. — Я им покажу бунтовать!

Опомнившиеся адъютанты бросились ему на выручку, обезоружили четырнадцать человек. Тогда руки сами потянулись к шляпам, головы обнажились, листки стали исчезать. Солдаты то ли устыдились своего бунта, то ли убоялись безумного гнева командира.

Тут же устроили военно-полевой суд. В вопросах дисциплины Кромвель был беспощаден. Четырех приговорили к смертной казни, но пугающая бледность Фэрфакса, умоляющие знаки некоторых офицеров смягчили Кромвеля. Он уже начал остывать. Вместо четверых решили расстрелять одного — на кого падет жребий. Четверо солдат, уже без мундиров и шляп, протянули руки к соломинкам. Самую короткую, роковую, вытянул рядовой Ричард Арнольд.