Кромвель - [46]

Генерал отвечал неприветливо, чашу взять отказался и проехал мимо. Кавалерия, пехота и артиллерия шествовали за ним в идеальном порядке. Никому из жителей или властей не было причинено ни малейшего вреда, никто не был оскорблен даже словом. Еще много дней спустя лондонцы с восхищением говорили о замечательной выдержке и дисциплине солдат. По решению парламента Сити предоставило заем на 100 тысяч фунтов стерлингов для покрытия нужд армии. Самые ярые враги ее в парламенте скрылись.

2. «Народное соглашение»

Роскошный загородный дворец Гемптон-Корт, построенный еще во времена Генриха VIII, с подобающей пышностью принял своего хозяина. Забегали слуги, потянуло ароматным дымком жареной оленины, прибыли разодетые придворные. Каждый день толпа визитеров стремилась выразить королю свою лояльность, свое почтение. Конюшие не успевали разводить от крыльца богато разукрашенные кареты. Прибыли и прежние сановники, и иностранные послы. Поистине двор в Гемптон-Корте ранней осенью 1647 года выглядел не менее великолепно, чем до войны в Уайтхолле.

Но что это? Кого, почтительно сторонясь, не первый уже день пропускают вперед себя титулованные роялисты? Перед кем они склоняются в поклонах, до самого пола опуская белоснежные плюмажи шляп? Кого запросто принимает Карл, с кем подолгу милостиво беседует в своих покоях? В темных военных костюмах с белыми полотняными воротниками, в шляпах без перьев, гремя сапогами, проходят через приемные залы Кромвель и Айртон. А среди дам, среди маркиз и графинь в парижских атласных робах скромно приседает при входе его величества голубоглазая Элизабет Кромвель и рядом с ней дочери: робкая и набожная Бриджет Айртон, смешливая и хорошенькая Бетти Клейпол. Королевский советник Энгбернем ввел их в высший свет и представил королю. Эшбернем и Кромвель теперь часто встречаются и подолгу беседуют.

Злые языки утверждали, и кто знает, какая доля правды содержалась в этих речах, что Кромвель вскорости станет графом, может быть, даже графом Эссексом, его сын — пажом принца Уэльского, а зять Айртон — лордом-правителем Ирландии. Что все это значило?

С тех пор как армия заняла Лондон, Кромвель стал ее главным политическим вождем. Молчаливый Фэрфакс норовил уйти от дел, он казался удрученным и печальным. Ход событий его тревожил. Кромвель, напротив, действовал с энергией и уверенностью. Когда парламент затянул дело с отменой своих решений, принятых в отсутствие спикера, гнев овладел им.

— Эти люди никогда ничего не сделают, если армия не вытащит их за уши, — сказал он Ледло.

20 августа по его приказу кавалерийский полк расположился в Гайд-парке, в непосредственной близости от Вестминстера, а сам лейтенант-генерал, оставив у дверей палаты внушительный эскорт, поднялся в зал заседаний. Нужное решение было принято. После этого многие пресвитериане вообще перестали посещать парламент.

— Теперь всем заправляет армия, — заявил один из них. — Парламент превратился в нуль. Он только отвечает «аминь» на решения, которые принимает военный совет. Армия стала третьим сословием в королевстве…

Кромвель мог теперь диктовать свою волю и армии и парламенту. Он держал в своих руках штурвал корабля, на борту которого стояли слова: «Судьбы Англии». Но не довольно ли кораблю носиться по бурным волнам мятежей и беззаконий? Не пора ли причалить к пристани, бросить якорь, начать мирную жизнь? Мира и безопасности для королевства ищет Кромвель. Для того он и ездит к королю, чтобы достичь наконец твердого соглашения. И король, кажется, поддается: он уже готов принять «Главы предложений», с таким гневом отвергнутые недавно.

Дело портят посланники из Шотландии: они опять начинают свои интриги. Этим фанатикам важнее всего, чтобы король принял Ковенант и согласился на пресвитерианское устройство церкви. С их прибытием Карл становится холоднее, несговорчивее. Но вот странно — теперь мягко убеждает, уступает Кромвель — владыка армии. Он настаивает на продолжении переговоров: пусть король согласится на короткое время передать милицию под контроль парламента и гарантирует веротерпимость — и он снова будет полновластным хозяином в стране.

Но армия недовольна: Кромвель, доблестный воин, их Кромвель уступает коварному Карлу! Он предал общее дело, он сговорился с пресвитерианами! Агитаторы зашевелились. В союзе с лондонскими ремесленниками и подмастерьями, с теми, кого возглавлял из Тауэра Джон Лилберн, они составили теперь особую партию. Партию эту называли левеллерами, или уравнителями. Левеллеры считали, что все люди, будь то простой крестьянин, лорд или даже сам король, равны перед богом и перед законом; все имеют право избирать органы власти, участвовать в законодательстве, быть судимы судом себе равных. Узнав, что высшие офицеры ведут переговоры с королем, Лилберн из своего заточения написал солдатам: «Не доверяйте офицерам из главного штаба, так как они вообще продажны и превратились во врагов действительных и законных свобод народа Англии, став вельможами и думая только о себе…»

Возмущение нарастало, волнами перекатывалось из лондонских предместий в армию, расположенную теперь в пригороде Пэтни, поближе к королевской резиденции, а от армии отливало обратно, в Лондон. Какой-то аноним в памфлете «Призыв свободного народа Англии к солдатам» вопрошал: «Почему высшие офицеры так любезны с Эшбернемом и другими главными советниками короля? Почему они разрешают находиться около него ложному духовенству? Почему они становятся перед ним на колени, целуют ему руки и выслуживаются перед ним? О, позор людям! О, какое преступление перед богом! Неужели можно обращаться так с человеком, который с головы до ног обрызган кровью ваших самых дорогих друзей и солдат?»