Кромвель - [41]

Но события в Англии не давали опомниться. Узнав о решении распустить армию, солдаты и младшие офицеры вышли из повиновения. Среди них появились агитаторы — самые смелые, непримиримо настроенные; они вели за собой всю массу. В войсках начались митинги. «Распускайте всех или никого, — говорили агитаторы. — Всех в Ирландию — или никого!» От каждого полка избрали по два агитатора, и они составили совет для защиты солдатских интересов.

Они быстро нашли общий язык с лондонскими ремесленниками, подмастерьями, проповедниками. Еще в сорок пятом году в Лондоне появилось несколько памфлетистов, которые стали писать о свободах и правах народа. Особенно выделялся Джон Лилберн, в прошлом ремесленный подмастерье, потом офицер в армии, тот самый Джон Лилберн, которого выставили у позорного столба еще в 1638 году за распространение нелегальных пуританских сочинений; это о нем ходатайствовал Кромвель перед парламентом. Теперь неистовые, почти скандальные писания Лилберна имели большой успех. «Свободнорожденный англичанин» — называл он себя. Он доказывал, что высшей властью в стране является не король, не лорды, а палата общин, которая получила свои права от народа. Народ же — верховный суверен в стране и имеет право смещать негодных правителей. Парламент должен делать не то, что ему захочется, а то, что полезно для блага народного. Он заявлял, что все люди по природе равны и никто не имеет какого-либо превосходства или власти над другими. «Свобода, — писал он, — единственное сокровище, заслуживающее, чтобы люди подвергали себя любым опасностям для сохранения и защиты его против всякой тирании и гнета, откуда бы они ни исходили».

Лилберну вторили другие: Овертон, Уолвин, Уайльдман. Они обращались к палате общин и осмеливались диктовать ей свою волю. «Мы вас избрали членами парламента, — писали они, — для освобождения народа от всякого рабства и для сохранения государства в мире и счастье. Для этого мы наделили вас своею властью… Мы ваши хозяева, а вы наши доверенные лица». Конечно, они все дружно отвергали за лордами право на власть — ведь они не избраны народом, а заседают в верхней палате по праву рождения. Кое-кто осмелел настолько, что требовал осудить Карла и уничтожить монархию. «Мы ожидаем, — писал Овертон членам палаты общин, — что вы в первую очередь раскроете перед всем миром безнравственность короля Карла и, кроме того, покажете невыносимые тяготы, преступления и насилия королевской власти… Мы также ожидаем, что вы объявите короля Карла врагом и обнародуете свое решение больше не иметь королевской власти…»

В объединении этих людей с армией Кромвелю виделись страшные опасности для мира и порядка в стране. Агитаторы в армии связались с северными и западными частями; они смещали с должностей и брали под стражу несогласных с ними офицеров, подавали скандальные петиции в парламент, все время будоражили солдат. На рукавах у них появлялись алые ленты в знак того, что они кровью готовы защищать свои свободы. И не только свои, но и свободы всего народа. «Мы не сложим оружия до тех пор, — говорилось в одной из их петиций, — пока права и свободы граждан не будут защищены и утверждены». В мае они писали генералу Фэрфаксу: «Мы прошли сквозь все трудности и опасности войны ради того, чтобы завоевать для народа и для самих себя обильную жатву свобод… Но вместо этого, к великому огорчению и скорби наших сердец, мы видим, что угнетение теперь столь же велико, как и раньше».

Нужно ли говорить, с какой ненавистью отнеслись парламентские пресвитериане к таким речам и действиям. После 28 апреля они вынесли решение о запрете солдатских петиций. Трое солдат, которые вручили очередное прошение палате, были вызваны к решетке.

Их лица выражали твердость и уверенность в своей правоте.

— Где сочинили это письмо? — спросил их спикер.

— На общем собрании полков.

— Кто написал его?

— Выборные от каждого полка.

— А ваши офицеры? Они его одобрили?

— О нем знали только немногие.

— Знаете ли вы, что только роялисты могли позволить себе подобную выходку? Не принадлежали ли вы сами когда-либо к кавалерам?

— Мы поступили в парламентскую армию еще до Эджхилла; и с тех пор не оставляли ее.

— А что значит то место в вашей петиции, где вы говорите о каких-то новых тиранах?

— Мы всего лишь депутаты от наших полков. Если палате будет угодно сделать письменные запросы, мы их доставим в полки и принесем на них ответ.

Как они были умны, как дерзки, как бесстрашны! Адский шум поднялся в палате, посыпались угрозы, брань. Кромвель наклонился к Ледло:

— Этот народ не уймется до тех пор, пока армия не схватит их за уши и не выбросит вон из палаты.

Ледло сочувствовал героям и ничего не ответил.

В мае Кромвель вместе с генералами Айртоном, Скиппоном, Флитвудом едет в армию. Необходимо срочно договориться, иначе беды не избежать. Совещание происходит в старой церкви в местечке Сафрон Уолден. Его ведет Скиппон, рядом сидит Кромвель. Бунтующих офицеров около двухсот человек. Голоса то и дело повышаются, переходят на крик, все возбуждены. Скиппону приходится все время одергивать самых горячих — то Ламберта, то Уолли призывает он к умеренности: «Да выслушайте же друг друга, господа!»