Кризис в красной зоне. Самая смертоносная вспышка Эболы и эпидемии будущего - [19]

Годы шли, но вирус Эбола все так же оставался старейшим и самым неизбывным из врагов Лизы Хенсли. Она в мечтах представляла себе, как найдет медицинское оружие, которое сможет пресечь смертоносное срастание вируса с родом человеческим. Ангелы убивают демонов мечами. Вот и вирусологи надеялись отыскать ангельский меч, которым удастся разделаться с Эболой, истребить ее, — лекарство, способное пронзить полуживое сердце Эболы и заставить ее умереть окончательно и бесповоротно. Но пока ангельского меча, способного убить Эболу, не находилось. А теперь, в своем кабинете Многоотраслевого исследовательского центра, Хенсли решила дождаться официального подтверждения. В то утро она погрузилась в канцелярские дела, но мысль о том, что люди, умирая, икают, то и дело возвращалась к ней.

МНОГООТРАСЛЕВОЙ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ ЦЕНТР

9 часов утра, 23 марта 2014 года

И французская, и немецкая команды скоро сумели точно идентифицировать филовирус из Западной Африки. 23 марта Всемирная организация здравоохранения объявила, что это, несомненно, Эбола: «В лесистых областях юго-восточной Гвинеи быстро развивается вспышка болезни, вызванной вирусом Эбола (БВВЭ, EVD[17]). На 22 марта 2014 г. поступили сообщения о 49 случаях заболевания, 29 из которых закончились смертью (смертность составила 59 %)».

Явившись в тот день на работу и наскоро ознакомившись с электронной почтой, Лиза Хенсли направилась в кабинет директора МИЦ, вирусолога Питера Джарлинга. Джарлинг — виртуоз работы в костюме биологической защиты, специалист по вирусу Ласса и один из первооткрывателей вируса Эбола Рестон. У него лицо, изборожденное морщинами, жесткие седеющие волосы, и в целом он выглядит как раз так, как большинство людей представляет себе ученого. Он носит очки в металлической оправе и обычно надевает серые пиджаки с галстуками в тон. Лиза Хенсли 16 лет работала под руководством Питера Джарлинга в USAMRIID; они отлично знали друг друга.

Джарлинг отвернулся от компьютера:

— Привет, Лиза. Как дела?

— Значит, это Эбола, — сказала она.

— Ну да. По-моему, это довольно-таки неожиданно.

— Мы будем в этом участвовать, сэр?

Джарлинг вскинул на нее тревожный взгляд:

— И в чем же может выразиться наше участие?

— МИЦ может составить полевую бригаду, — предложила Лиза, — выездную бригаду. Мы можем послать группу в Западную Африку и попытаться спасти там людей. Я сама поеду туда, сэр, — сказала она, имея в виду, что возглавит группу.

— Я против того, чтобы вы ехали сейчас в Западную Африку, — ответил Джарлинг. — Многоотраслевой исследовательский центр — это лаборатория. Укомплектованная… м-м-м… людьми лабораторного склада. Молодыми. Честолюбивыми. Умело обращающимися с пипетками и пробирками. Пусть их воспринимают как оторванных от жизни «ботаников», но в науке они асы. А вот подготовка выездных бригад для борьбы с филовирусом в Африке дело не МИЦ, а Центров по контролю и профилактике заболеваний. К тому же в МИЦ в самом разгаре подготовка к открытию.

Джарлингу совершенно не хотелось, чтобы его заместительница внезапно сорвалась в Африку, взяв с собой сотрудников.

Аргументы Джарлинга, безусловно, были весомыми. Хенсли трудно было спорить с ним — объективно он был прав. К тому же ей нужно было думать о Джеймсе. Она давно уже развелась с мужем и воспитывала сына одна, и, чтобы отправиться в Африку помогать больным Эболой, ей пришлось бы оставить сына дома. Главную проблему представляла собою его гемофилия. Она была легкой, но непредсказуемой. Сегодня мальчик мог упасть без всяких последствий, а на следующий день из поцарапанного на спортплощадке колена могла начать безостановочно сочиться кровь. Джеймсу, похоже, нравилось пугать учителей кровоточащими царапинами. Из школы в панике звонили Хенсли и говорили, что мальчик порезался и его необходимо забрать. Она отвозила его домой, обрабатывала травму, и кровь могла остановиться, а могла и нет. Если кровотечение не прекращалось, приходилось везти его в Больницу Джонса Хопкинса в Балтиморе, где врачи вводили ему фактор свертывания крови, и все сразу приходило в норму. Поездки в больницу были нечастыми, но непрогнозируемыми. Как мать, она чувствовала, что ей следует находиться рядом с сыном. Но, с другой стороны, в Африке умирали люди, а она была одним из немногих специалистов в мире, знающих о филовирусах, и в частности об Эболе, все, что к тому дню смогла выяснить наука.

Хенсли вернулась к себе в кабинет с ощущением неуверенности в собственной полезности. Уже больше года она не надевала гермокостюм и не имела дела с вирусами 4-го уровня. Ее способности и целеустремленность в непосредственной исследовательской работе привели к повышению по службе и переходу на руководящую должность. Конечно, ей было бы интересно организовывать большие исследовательские проекты. Но сейчас она тратила все свое время на совещания, за что получала значительно большее, чем в лаборатории, государственное жалование. Но вакцины ни от одного филовируса, в том числе и от Эболы, как не было, так и нет. Не было ни вакцин, ни медицинских средств лечения от других вирусов, которые, похоже, готовились к прорыву в человеческий мир: SARS, MERS, Нипах. Ей хотелось захватить эмерджентный вирус на пороге экосистемы, когда он только-только вырвался из виросферы и начал переход к людям. Ей хотелось помочь людям, спасти кого-то, если удастся. И, откровенно говоря, она соскучилась по гермокостюму.