Кривая империя. Книга 4 - [22]

11 марта царь просыпается по-суворовски рано, работает «по основному виду деятельности» с пяти до девяти. Утверждает 6 новых законов! Читает целую пачку доносов добрых донских казаков на других, плохих донских казаков «об оскорблении величества», — еще бы его не оскорблять, когда лучшие мужики угнаны с Дона в канун весенней хозяйственной суматохи.

Потом — доклад Палена, уверения в безопасности, совет — удалить от двери «якобинцев» — караул конной гвардии, и заколотить дверь в спальню императрицы. Обе глупости будут исполнены.

Пален, вообще, ювелирно планирует переворот, тщательно согласует все его детали, добивается четкого исполнения плана. Каждый из участников просчитан заранее, но узнает о своей роли в намеченный срок. В воинских частях незаметно производятся подмены команд. Изменяется расписание караулов. Ко дворцу придвигается преображенская гвардия. Но солдаты не знают ничего! На Михайловский замок с закатом 11 марта накатывается волна тайной и неотвратимой силы.

В 8 вечера, когда в знатных семьях Питера по обыкновению садятся ужинать, заговорщики тоже выпивают и закусывают, травят анекдоты вместе с непосвященными.

Ужинают и во дворце.

Среди 19 персон — два домашних арестанта, — великие князья Александр и Константин; они допущены к семейному столу. Тут же жена и дочь графа Палена, Кутузов, другие официальные, но мало знакомые нам лица.

Странным выглядит отсутствие бывшего цирюльника Кутайсова, но у него уважительная причина: сегодня его очередь воспользоваться содержимым мадам Шевалье.

В ночь с 11 на 12 марта 1801 года ...

Стоп! Уже не в первый раз так случается, что написание этих строк день в день совпадает с юбилеями в жизни нашей страны. Так было, например, с воцарением Годунова, так получилось и сейчас. Не успел я дописать фразу про 11 марта, как что-то дернуло мой глаз в угол экрана. Там, на календарике как раз светилась дата 24-03-2001! 24 марта по нашему стилю, 11 марта — по старому, — ровно 200 лет со дня убийства императора Павла I шайкой его сына Саши!

Где юбилейные торжества?

Где скорбное «работают все радиостанции Руси Великой»?

Где молебны за упокой?

Где причисление к лику священномученников?

Где возложение венков к Михайловскому замку?

Где отмытые «на реставрации» этого исторического здания казенные бабки?

Нету...

На мониторе — время московское: 21-26...

Действительно, «ужин как обыкновенно, кончился в половине десятого». Все встают из-за стола. «Чему быть, того не миновать», — подводит итог император.

Кутузов и Павел проходят мимо старого зеркала:

«Смотрите, какое смешное зеркало», — говорит царь полководцу, — «Я вижу себя в нем с шеей на сторону»...

В одиннадцатом часу Павел обходит караулы. Делает выговор командиру конной гвардии Саблукову за «якобинство» и приказывает наутро разослать полк по деревням.

Наследник Александр тем временем укладывается спать, как бы ничего не зная, но оставляет в прихожей сиделку — ожидать появления Палена.

В одиннадцать обреченный император спускается из своей спальни по потайной лестнице в комнату фаворитки Гагариной и целый час исполняет рыцарский долг. В уплату за выносливость Гагарина получает записку о назначении ее мужа военным министром.

Главные заговорщики собираются на квартире Зубовых, затем перемещаются в помещение лейб-гвардии у Зимнего дворца. Здесь уже выпивают примерно 60 офицеров. Градус высок, начинают провозглашать Александра государем, читают и чуть ли не принимают присягу новому императору, но все-таки поднимаются на дело.

Пален делит присутствующих на две группы. Одну возглавляет сам — они уходят к парадному входу Михайловского замка — разговоры разговаривать, обеспечивать «крышу» именем наследника Александра. Начальником второй группы числится Платон Зубов, но командует здесь Беннигсен, суровый, резкий человек. Эти идут убивать.

Преображенцы и семеновцы выдвинуты в оцепление замка. Из Измайловского, Кавалергардского, Конногвардейского полков приходят только офицеры, — на солдат не надеются. Свойский караул поставлен заранее, поэтому группа Беннигсена проходит в замок беспрепятственно, сопротивление оказывает только один часовой, так он и получает эфесом по затылку.

У тамбура царской спальни десяток заговорщиков берет внутреннюю стражу на понт. На резонный вопрос, кому не спится в ночь глухую? — Аргамаков отвечает, что — ему, Аргамакову. И, что сейчас не ночь, болван, а 6 утра. И пришел он к императору с обычным ежедневным рапортом. Сонный камердинер божится, что только на минутку сомкнул глаза, сейчас не более 12 часов ночи. «Ваши часы, вероятно, остановились», — нагло смеется Аргамаков, — открывай, брат, дверь, а то я из-за тебя опоздаю.

Порядок есть порядок. Открывают, впускают. Получают саблей по башке, чтоб не рассуждала.

Царь за последней дверью просыпается, прячется между ширмами. Посетители ломают дверь. Бежать царю некуда, — ход в спальню императрицы заколочен, в норку к Гагариной он юркнуть не успевает. Его выводят к гостям. По-человечески просят подписать отречение. Он молчит в оцепенении.

Беннигсен один караулит царя, пока остальные члены неробкого десятка осматривают соседнюю комнату. Там хранится целый арсенал шпаг, изъятых у разжалованных офицеров. Кордебалет возмущенно возвращается на главную сцену. Платон Зубов зачитывает акт отречения. Павел комкает бумагу. Стонет, просит пощады, но как-то грубовато; потом отталкивает чтеца-декламатора Платошу Зубова.