Кривая Империя Книга 1-4 - [39]

Править стал Александр Тверской. Он сразу впал в немилость к хану по мокрому делу. Брат Узбека Шевкал приехал в Тверь отдохнуть. Стал везде ходить, нагло улыбаться, отпускать шуточки: «А вот я обращу вас в ислам! А вот я сам сяду на великокняжеский трон!». Но Тверь — не Одесса, шуток здесь не поняли. Напали на свиту Шевкала, стали гонять татар по городу. Возглавил бесчинство сам князь. Когда испуганные татары прибежали к нему домой: пусти нас, князь, спрятаться, Александр гостей пустил, но тут же велел дом запереть и поджечь. С легкой руки князя татар перебили, перетопили, демонстративно пожгли на кострах. Конечно, Узбек рассердился за брата. Конечно, послал на Тверь 50 000 войска во главе с московским князем Иваном Калитой.

Вот он — Калита! Едет во всей красе освободитель Руси от Твери. Ведет своих родных московских татар на проклятых тверских русских! Вот они жгут и грабят и т. д. и т. п. «Положили пусту всю землю Русскую!» — сетует наш Писец. «Только Москву не тронули» — радуется Историк.

На Александра объявили облаву. Все князья стали уговаривать его ехать к хану на казнь. Александр хотел было ехать, но псковичи, у которых он спасался, сказали, что готовы умереть, объединиться с немцами, но не терпеть позора. Тут всполошилась церковь: как с немцами? — креста на вас нет! Пригрозили Пскову отлучением от церкви. Псковичи испугались, но не отступили. Возникла неприятная для церкви пауза: а вдруг — с немцами, а вдруг — против татар?! Но Александр пожалел Псков и бежал в Литву. Потом, когда все успокоилось, поехал к Узбеку, умело покаялся, вернулся в Тверь.

Но Москва потому и Москва, что никогда ничего своего не упускала, чужого не отдавала, недобитого добивала. Калита в 1339 году поехал к хану и возбудил ненависть к Александру. Тверского князя вызвали в Орду, пока он ехал — осудили, а как доехал, то и назначили ему неприятную процедуру. С утра 29 октября Александр на коне объезжал всех знакомых, побывал и у ханши. Везде ему сочувствовали, уговаривали не волноваться и немножко потерпеть, объясняли необходимость казни. Александр с сыном, бояре, свита причастились, помолились своему слабому богу и стали ждать исполнителей приговора. Никто не кинулся галопом в степь, никто не стал с боями прорываться из Сарая. Палачи пришли, культурно дождались, пока русские вышли из юрты, и разрубили князя с сыном на части.

Калита и его сыновья возвратились в Москву с великой «радостию и веселием» — торжествовал московский Писец. Народ вышел встречать героя: попы с хоругвями, в колокола бьют — победа то какая! — ну и так далее. Юные москвичи, давясь на Красной площади дармовыми пряниками, смекали: служить хану и Москве — хорошо, выгодно, вкусно. Клеветать и предавать достойно и правильно. Бороться и искать — глупо. Найти и не сдаваться опасно для здоровья. Такой вот московский государственный университет.

Калита умер в 1341 году, прихватив почти все, кроме Новгорода. Писец не стал лить слезу по братоубийце, перечислил только пункты его завещания. Опять все князья от мала до велика поехали в Орду, опять хан благодарно отдал всю Русь Москве. Править стал старший сын Калиты — Симеон Гордый. Он командовал всеми князьями. И братьями их называл только из верности литературным традициям. Симеон боролся за Новгород теперь уж только с самими новгородцами, с их наивной любовью к свободе и демократии. Пять раз ходил Симеон в Орду и каждый раз возвращался удачно. Видно, не такой уж он был и Гордый.

По всей стране кипела жизнь: княжества воевали с литвой и немцами, со шведами и поляками. Схватывались между собой. Но Москва лежала в покое и сытости. Это было противоестественно. Поэтому в 1353 году Москву поразила страшная язва — «черная смерть». Она совершенно точно ударила в верхушку: умерли митрополит Феогност, сам Симеон, два его сына, брат Андрей. Править стал Иван Иваныч — увертливый сын Калиты. Ему было еще легче тащить все к Москве, потому что в Орде вспыхнула эпидемия убийств, и ханы менялись чуть не каждый день. Князь перестал ездить к ним знакомиться.

Иоанн, «кроткий, тихий и милостивый князь», умер в 1359 году, оставив малолетних детей и племянника.

— Как малолетка Дмитрий будет хлопотать в Орде? — сокрушался Историк. Великое княжение перешло было в Суздаль. Дмитрия повезли в Орду, но в Сарае был бардак. Убийства ханов случались по три раза на дню, сразу после еды. Сама Орда распалась. Бояре Дмитрия поскакали в степь собирать ее осколки. В одной половинке правил не хан, а темник Мамай. Поехали в другую. Там получили ярлык для Димитрия у хана Мюрида. Мамай обиделся.

Вернувшись в Россию, бояре посадили малолетних Ивановичей на коней и восстановили московский порядок. Мамай прислал Дмитрию свой ярлык. Мюрид отдал свой другому. Одиннадцатилетний Дмитрий прогнал конкурента из Владимира. Моровая язва продолжала косить Европу. Проредила и русские княжества. Значительно уменьшилось количество претендентов на высокие должности. Все это благоприятствовало Москве.

Маленькое лирическое отступление

Эпизод первый. Идем мы, значит, по Сараю. Я, Историк и Писец. Наблюдаем достопримечательности. Писец показывает нам то юрту православной церкви, то торговые места, то нору колдуна, то шатер шемаханской царь-девицы. Историк тоже бегло озирается по сторонам, пишет что-то в блокнот. У меня компьютера с собой нету, так я и посвистываю под нос. Походили, поглазели и назад подались. Писец сделал важную запись, что татары веротерпимы, церковь нашу в Орде не утесняют, шемаханской шлюшке ходить на покаяние не препятствуют. Историк тоже не с пустыми руками ушел: подобрал на задворках какой-то мятый клочок с непонятной надписью. Я вернулся усталый. Все у меня чесалось, в носу стоял запах Казанского вокзала. Научных результатов не было. Ответов на вопросы, волнующие человечество, не находилось. Первый из этих вопросов был такой: почему в степи глухой, на антисанитарной свалке, среди равнины темныя так много итальянцев?