Критика теорий культуры Макса Вебера и Герберта Маркузе - [3]

. Вещи, и прежде всего аппараты, все в большей мере начинают господствовать над людьми.

[9]

Как и во всех сферах жизни, в области политики орудия господства, созданные как средства, приобретают самостоятельное значение и обращаются против людей. Бюрократия, которая первоначально рассматривается Максом Вебером как наиболее рациональное с точки зрения цели адекватное средство современного господства[13], превращается в самостоятельный орган и, таким образом, начинает господствовать над людьми. Бюрократическая организация «с ее специализацией квалифицированных работ, с ее разграничением компетенций, ее регламентацией и иерархически построенными отношениями подчинения»[14] представляет собой как бы «живую машину»; она, как говорит Вебер, обнаруживая здесь явную зависимость от Маркса, представляет собой «застывший дух». Но там, где господствует современный, рационально специализированный и обученный служащий, он, подобно полипу, охватывает свою специальную область, и его власть становится «просто несокрушимой», потому что «вся организация самого элементарного жизнеобеспечения приспособлена к его производительности»[15].

Таким образом, бюрократия в современном капиталистическом обществе становится «неизбежной силой», «неотвратимой судьбой». Вместе с капиталистическим производством она «накладывает отпечаток на настоящее и обозримое будущее»[16], ибо будущее принадлежит ей. И пророчество Вебера венчается известной страшной версией тотально управляемого человека, которая в условиях империализма обрела реальные контуры: «Совместно с мертвой машиной она (бюрократия. — Г.К.) в процессе труда создает такие оковы порабощения будущим, в которых люди со временем окажутся столь же бессильными, как феллахи в древнеегипетском государстве, если хорошее с чисто технической точки зрения, а это значит рациональное бюрократическое управление и исполнение обязанностей будут для них последней и единственной ценностью, определяющей решение вопроса о способе управления их делами»[17].

Основные мысли веберовской критики культуры получили широкое распространение в буржуазной идеологии. Они нашли свое продолжение в учении о цивилизиции Шпенглера, в теории «четвертого человека» Альфреда Вебера — брата Макса Вебера — и, наконец, в так называемом философском структурализме теории конвергенции, теориях «индустриального общества» и «постиндустриального общества», а также в «критической теории» Хоркхеймера, Адорно и Маркузе. В частности, влияние Макса Вебера, несомненно, сказалось в теории культуры Маркузе, ибо концепция прогрессирующей рационализации, которая является следствием развития современных капиталистических промышленных государств, служит также исходным пунктом «критической теории» Герберта Маркузе. В

[10]

своем докладе «Индустриализация и капитализм», посвященном Максу Веберу и прочитанном на 15-м Западногерманском социологическом конгрессе в 1964 году[18], Маркузе — исходя, естественно, из других идейных предпосылок — обращается к понятию рационализации Вебера. «Идея разума, как западной рациональности, является всеохватывающим и обоснованным понятием»[19], — утверждает он, приступая к исследованию связи понятий капитализма, рационализма и господства у Макса Вебера.

Правда, здесь следует отметить, что под «рациональностью» Маркузе понимает не инструментальный разум, как это делает Макс Вебер, а отчуждение субъекта. Воспитанный на классической буржуазной немецкой философии, он рассматривает «рациональность» не как идеальный тип, а, скорее, как своего рода causa sui исторического общественного развития. В соответствии с этим он приписывает Максу Веберу цель определения именно этой идеи рациональности «в ее многообразных (и зачастую противоречивых) способах проявления»[20] в такой интерпретации понятие рациональности предстает как чисто историческое понятие, и в результате Маркузе может констатировать: «Сознание специфической историчности с самого начала содержалось в понятии разума Макса Вебера»[21].

Доказывая, что принцип историчности «в ходе веберовского анализа не проведен до конца и в решающем пункте оставлен без внимания[22], Маркузе пускает в ход критику. Конечно, этот упрек обоснован, однако Маркузе забывает, что Вебер не намеревался определять понятие рациональности как последовательное историческое понятие. Исторический или неисторический способ рассмотрения не является, согласно Веберу, априорным, а в зависимости от конкретных условий и точек зрения определяется прагматическими критериями целесообразности.

В упомянутом докладе Маркузе предпринимает попытку критически усвоить и преодолеть теорию Макса Вебера. По его мнению, рациональность разбивается об установленный Максом Вебером «узловой пункт ее действительности» — частного предпринимателя. Его первоначально рациональный, характеризуемый «внутримировым аскетизмом» образ жизни, который должен стать для капитализма конституирующим, в определенном пункте меняет свой характер. Когда приобретение денег из простого средства для достижения высшей цели — завоевания милости божьей, — каким оно было вначале, превращается в самоцель, рациональность становится иррациональностью. Рациональность позднего капитализма не является якобы больше разумом, берущим свое начало во «внутримировом аскетизме». Разум становится здесь противоразумным, поскольку капитализм в его сегодняшнем виде отмечен «